Разбойники, даже сам Яно Нендза Литмановский, атаман над атаманами, гроза долин и деревень, которого намывали и «горным орлом», и «лесной рысью», и «молнией с неба», смелейший из смельчаков, гордец из гордецов, — и тот почитал Лентовского за его славу, значение, ум и богатство.
— Слава господу Иисусу Христу! — сказал, подходя, Лентовский.
— Во веки веков. Аминь. Здравствуйте! — ответил Собек.
Когда они пожали друг другу руки, Лентовский сказал пану:
— Это Собек Топор, баца.
Потом важно поднял голову и добавил, указывая на прибывшего:
— Пан Костка, королевский полковник.
Собек обнажил голову.
Но Костка быстро подошел к нему, заставил надеть шляпу, пожал руку и сказал:
— Рад познакомиться с вами, баца. Я много о вас слышу, когда бываю под Татрами. Вижу, что вас недаром хвалили.
— Молод еще он, но силен и смел, — сказал Лентовский.
А Собек, обрадованный любезностью и комплиментом полковника, указал рукой на шалаш:
— Милости просим!
— Собек, — немедленно начал Лентовский, — мы к вам пришли не попусту. У пана есть королевская грамота. Король велит нам подниматься и бить панов. Он хочет, чтобы в Польше правил только он и чтобы в ней были одни мужики. Полковник послан поднять народ. Королевские приказы у него есть, с подстаростой новотаргским, Викторином Здановским, которого вы знаете, и с паном ректором, Мартином Радоцким, он уже сговорился. Я иду с паном по деревням. Я подниму людей в Дунайце, Витове, Хохлове, Длугополье, Людзимеже, Кинёвке, Марушине, а вы должны поднять подгалян, особенно вашу родню. Потому что каждый Топор — это топор, а вы над Топорами голова. Мардул, Галиц, Хованьцев, Лоясов из Поронина, Гонсениц, Сечков, Вальчаков, Собчаков из-под Копы, Гадеев, Матеев, Моцарных, Стопков, Питоней из Полян — всех надо поднять!
— Поднимутся, — ответил Собек.
— Ну, не говорил я пану? — с довольным видом обратился Лентовский к Костке. — Я людей знаю. Коли я подниму старых, а он — молодых, так все вокруг загудит, встанут мужики, как один! За все обиды, за гнет, за бесчинства, за притеснения, за грабеж и разбой шляхетский будем мстить! Мне надо было, Собек, только того, чтобы вы были на нашей стороне.
Несказанно счастлив был Собек, что перед полковником и послом королевским сам «маршал» Лентовский признал его таким ценным человеком. И он ответил с радостным смущением:
— Надо бы с Яно Литмановским столковаться.
— Э! — отвечал Лентовский. — Яно — молодец мужик, только ветрогон! Да и вор отчаянный! Кабы мы воровать шли, — ну, тогда лучше его никого нет, а здесь совсем иное дело. Яно и не удержать: в первую же ночь, как в долину спустится, пойдет грабить. Потом его позовем, — когда грабить будем.
— Ну, коли только за этим дело станет, так его искать не надо! — засмеялся Собек. — Есть у меня тут Франек Мардула, хромого Войтека из Тихого сын, — может, знаете?
— Это не тот, который ксендзу в городе сказал: «Я бы у господа бога звезды крал, кабы у меня были крылья»? Слышал. Много об этом говорили…
— Вот, вот, этот самый.
— Там, на горах, мужики уже тронулись, — сказал Костка, — Знаете ли вы, баца, что войска и шляхта далеко отсюда, с королем на казацкой войне?
— И от нас кое-кто туда ушел.
— Дело пойдет легко, — войска нет.
— А по-моему, коли драться, так чтобы было с кем, — отрезал Собек.
— Погоди еще! Это только начало, — сказал Костка, хитро и смело взглянув на него.
Так разговаривая, они дошли до шалаша, где их с любопытством ожидали пастухи и пастушки.
На высокий кряж Лиловой горы взбежала, бросив коров, Марина. В голове у нее шумело, кипело сердце. Коров с моих она оставила другим пастушкам, а сама, как серна, бежала по красным скалам, пока не достигла перевала.
Долина под нею со стороны венгерской границы подернута была золотистой солнечной дымкой. Сухой, легкий воздух колыхался и дрожал над землей, взволнованный быстрым утренним ветерком. Иногда отрывались клочья тумана и, взлетая, цеплялись за склоны и выступы высоких и величественных Голых гор.
Снизу, из тумана, слышались медные колокольцы липтовских волов, которые паслись в долине.