Но атаки драгун и попытки поджечь ворота были неудачны; в замке было кое-какое оружие, у мужиков было свое, и, наконец, ни к чему не нужный маньский ксендз совершенно угнетал осаждающих, без устали повторяя: «Спешите! Спешите!» Он боялся взбунтовавшихся горцев, которые, по слухам, уже приближались.
Неудачные атаки, потеря нескольких десятков лошадей, довольно тяжелые раны и увечья, которые вывели из строя драгун, и сверх того все возраставший страх перед приближавшейся толпой крестьян плохо подействовали на пана Иордана: совершенно неожиданно, не сказав никому ни слова, он удрал из-под замка вместе с паном Мешковским, Скорачинским и еще одним шляхтичем. Следом за исчезнувшим вождем бросились трусливые шляхтичи-добровольцы, а за шляхтой и драгуны ускакали по дороге к Кракову.
Костка смеялся над самим собой: и чего он так испугался письма епископа и так быстро овладели им сомнения? Он столкнулся с врагом, стал с ним лицом к лицу и победил его до смешного легко: в замке не было даже ни одного раненого. Только Магера, кузнец из Лопушны, нарочно, ради шутки, стукнулся коленом об стену: все-таки, дескать, при отражении штурма были и раны.
Пока господа Иозель и Ривка Зборазскйе угощали мужиков своим вином и медом, Костка, веселый и довольный, расположился в кабинете камергера Платенберга и, найдя там чернила и все, что нужно, стал писать пану Викторину Здановскому письмо в стихах и прозе. Он приглашал его «не отказать прибыть к Иванову дню в Чорштын, ибо стянется сюда большое войско: такова воля божья, чтобы столь великие злодеяния были наказаны. Пошли только господь, чтобы совершилось это без пролития христианской крови. Вас, вельможный пан, я оставлю хозяином здесь, а сам пойду туда, куда поведет меня с войском господь…
Второе письмо он отправил Лентовскому, чтобы тот привел с собою как можно больше войска. «И напомните им, чтобы брали с собой топоры и заступы. Мы пойдем через Краков и, если будет на то воля господня, — дальше, через всю Польшу. Мы уже снеслись с Хмельницким и с татарами. Немецкое войско также придет нам на помощь…»
Радовалась и веселилась молодая душа пана Костки. Он сидел в богатом замке старосты, в высокой башне, писал военные приказы, чувствовал себя недосягаемым… Раскинувшись в великолепном камергерском кресле, он положил вытянутые ноги на медвежью шкуру, разостланную под столом, засунул руки в карманы шведских рейтуз и закинул голову…
припомнилась ему мазовецкая песня о трех панах Потоцких, которые ехали с войны и все
а когда устроили дело с ночлегом, то
Беата Гербурт…
Не сон ли это?
Когда-то, где-то… сад, благоухающий ранним апрельским цветом… давно… далеко… Объятия, горячие объятия…