Тогда же в английской литературе появилось имя Гаклюйтов — летописцев английской морской славы, апостолов колониальной политики любыми средствами, в любом направлении, но прежде всего в Новом Свете. Ричард Гаклюйт Старший, юрист, написавший «Заметки о колонизации» (1578), был духовным отцом и наставником Мартина Фробишера, возродившего идею о достижении Китая северо-западным путем. Три попытки последнего осуществить эту идею окончились неудачно (1576–1578), так же как намерение основать колонию в том месте Баффиновой Земли[12], где, как он ошибочно полагал, имелись залежи золота. «Главный адмирал всех морей, озер, земель и островов, стран и мест, вновь открываемых, особенно в Китае», вернулся к пиратскому промыслу.
Постигшая неудача и понесенные убытки не остановили англичан. Фробишер составлял новые проекты путешествий. Дрейк, «мастер грабежа», как называл его Мендоса, обдумывал новые морские экспедиции. Математик и космограф Джон Ди обосновывал английский приоритет в открытии Америки, ссылаясь не только на Каботов, но также на короля Артура и на принца Мэдока из далекого Средневековья. Приверженцы колониальной политики в окружении королевы собирали сведения о Новом Свете. В 1582 г. они услышали о Дэвиде Ингрэме — первом англичанине, который познакомился с американской землей, не только наблюдая ее с борта корабля во время коротких стоянок[13]. Был отдан приказ найти моряка. Так он оказался перед Уоллсингемом.
В августе и сентябре 1582 г. Ингрэма допрашивали несколько раз. В результате был составлен документ под названием: «Рассказ Дэвида Ингрэма из Бэркинга, что в графстве Эссекс, моряка, о всевозможных вещах, которые он и другие видели, путешествуя по суше от самой северной части Мексиканского залива (где он с другими был высажен на берег капитаном Хокинсом), через значительную часть Америки, до его прибытия в место, находящееся приблизительно в 15 милях[14], или около того, от мыса Бриттон» [15].
«Земля там исключительно плодородна, вся страна весьма привлекательна», — рассказывал Ингрэм. Он описывал различные деревья, необычные травы, диковинных птиц и животных. Еще в начале своего пути Ингрэм и его товарищи, блуждая по лесу, неожиданно вышли к деревне местных жителей. Моряк вспоминал: «У тамошних людей хороший характер, привлекательные черты лица и правильное сложение, ростом они выше пяти футов[16], чуть полноваты, лицо и тело цвета оливы, а севернее — цвета бронзы, но некоторые раскрашены разными красками; волосы на голове у них в основном выбриты, а там, где нет волос, голова разрисована». Со слов Ингрэма можно было понять, что туземцы юга и севера страны отличались не только оттенками цвета кожи, но и условиями жизни: сравнительно благоприятными у первых и весьма суровыми у вторых.
Приход белых в первую туземную деревню несказанно поразил ее обитателей, но не вызвал враждебных чувств. Англичан отпустили с миром, «не причинив вреда». Более близкое знакомство с аборигенами окончательно убедило Ингрэма в том, что «народ в целом обладает хорошим характером». «Они, — пояснял моряк, — по природе своей очень обходительны, если вы не причиняете вреда им самим или их вещам и сами ведете себя учтиво. Их не гневает, если вы убиваете или берете их животных, птиц или рыб, или собираете их фрукты, исключая домашних животных и птицу, например цесарку, и т. п.»{11}
Ингрэм встречался с индейцами. Но слово «индейцы» моряк или забыл или не знал. Он называл их: «народ», «люди», «они».
Направляемый вопросами, Ингрэм пространнее всего говорил о природных богатствах страны, о наличии там золота, серебра, драгоценных камней и жемчуга, которые, по его словам, не только имелись в изобилии в недрах и на поверхности земли, но также служили обычным украшением туземцев. Говорил он и о разнообразных дорогих мехах, которые использовались ими для изготовления каждодневной и парадной одежды.
В рассказе Ингрэма, как выяснилось позже, были, конечно, несуразности. Так, он поведал министру о том, что «народ тех стран враждовал с каннибалами, или людоедами, у которых зубы подобны собачьим, что позволяет распознавать их». Моряк утверждал, что встречал в Америке слонов. Он преувеличивал размеры многих виденных им животных, предметов, построек, количество встречавшихся ему сокровищ. Подвергаются сомнению срок и протяженность проделанного беглецами путешествия. Считается маловероятным, что указанный Ингрэмом путь мог быть преодолен за 11–12 месяцев. Но если вспомнить, что со времени событий до момента допроса прошло более десяти лет, что Ингрэм был суеверным и малограмотным или вовсе неграмотным матросом, что часть сведений он передавал со слов индейцев, языка которых не знал или знал очень плохо, что у затерянных в неведомой стране безоружных пришельцев всякое незнакомое животное, вещь или явление вызывали страх, а порой ужас, то известные неточности рассказа естественны. Удивительно другое — явных несуразностей в нем довольно мало. Кроме того, некоторые из них вряд ли казались таковыми людям конца XVI в., которые заинтересовались судьбой Ингрэма. Что-то, позже открывшееся как несуразность, как раз и могло привлекать их. Современный американский ученый Джон Бейклес справедливо отметил: «Можно верить или не верить рассказам Ингрэма, но, какими бы невероятными они иногда ни казались, они имели одно достоинство: именно их-то и желали услышать елизаветинские предприниматели, готовые вложить деньги в заморские исследования. Лучшего средства возбудить у англичан интерес к Северной Америке нечего было и желать, тем более, что успех в этом деле означал бы еще одну победу над ненавистной Испанией».{12}
12
Имеется в виду — в заливе Фробишера; Баффиновой Землей остров был назван позже — по имени участника последующих экспедиций. Фробишер открыл проливы, впоследствии названные Девисовым и Гудзоновым.
13
В качестве исключения разрешение на длительное пребывание в Новой Испании получили в 50–60-х годах два английских купца.