успехе. На «Арадо» были уверены, что скоро их самолет будет запущен в серию. Однако
руководство Люфтваффе продолжало тормозить проект.
— У них ведь имелись основания? — прищурился Франсуа.
— Военные, как правило, консервативны, а немцы — консервативны вдвойне, — заметил
Вася. — Суждение, конечно, отдает обобщением...
— Скажите прямо — это и есть обобщение! — засмеялся Франсуа.
— Ладно, — Вася махнул рукой. — Смысл тот, что в Деберице находился знаменитый
гешвадер «Рихтгофен» — место, кстати, тоже знаменитое, и сам покойный Манфред фон
Рихтгофен там проходил обучение, если мне не изменяет память. И вот там летали на
старых Ar.65. А машина эта была послушная, как пожилая лошадь, и прощала пилотам
многие ошибки. Когда летчики пересели на He.51 — а это самолет, что называется,
«энергичный», быстрый и тяжелый, — начались аварии. Поэтому убедить Люфтваффе в
том, что «Арадо» создает по-настоящему полезный самолет, было нелегко.
— Это какая-то особенность германского духа? — уточнил Франсуа. — Послушный
самолет — плохо, трудный самолет — хорошо?
Вася засмеялся:
— Да уж, нечего расслабляться! Хотя сами летчики предпочитали «Арадо». В конце
концов, Удет — в то время инспектор истребительной и пикирующей авиации, —
замучился выслушивать мнения сторон. Ему до смерти надоела вся эта канитель, которую
Люфтваффе развели по поводу Ar.68. Поэтому он вознамерился решить проблему в
рыцарском поединке один на один, что, заметим, достойно тевтона.
— И вот мы приближаемся к тому моменту в истории, когда стало очевидно
превосходство «Арадо» над «Хейнкелем», — с торжеством произнес Франсуа Ларош. —
Удет доказал...
— Удет доказал, что он — один из лучших летчиков своего времени, — оборвал Вася. —
Лично я считаю, что поединок был нечестным.
— Ну как это «нечестным»? — возмутился Франсуа. — На «Хейнкеле» тоже был
опытный пилот... Только я не помню его имени. И самолет He.51 тоже был хороший.
— Удет победил без всяких усилий, — задумчиво молвил Вася. — Обставил противника
на вертикали и на вираже. Может, слегка отстал в скорости. Но в те времена скорость не
считалась главным критерием. Главное — маневренность.
— Ага, вот вы и признали, что «Арадо» — лучше, — с торжеством заключил Ларош. —
Потому что маневренность и управляемость у Ar.68 были куда выше.
— Полагаете, Удет здесь ни при чем? — нахмурился Вася.
— Даже Удет не смог бы сделать из плохой машины хорошую, — уверенно кивнул
Франсуа. — А тут еще, можно сказать, «вовремя» подоспел крах He.51 в Испании —
советские И-15 вроде как превосходили «Хейнкели».
— Иные господа отрицают сей факт, — вставил Вася.
— Оставим сие на совести сих господ, — сказал Франсуа. — И вернемся к моему
возлюбленному Ar.68 — последнему биплану, который был принят на вооружение
Люфтваффе. Вы не чувствуете в этом какой-то удивительной нотки... я бы сказал —
особого привкуса? Последний...
— Вас именно это утешает, когда летчик хуже вас сбивает вас лишь потому, что летает на
более современной машине? — прямо спросил Вася.
Ларош пожал плечами:
— В сущности, я романтик... А Ar.68 так изящен... Верхнее крыло — деревянное, с
фанерной и тканевой обшивкой, нижнее — полностью с фанерной. На верхнем крыле
элероны, на нижнем закрылки. Передняя часть фюзеляжа обшита легким сплавом, задняя
— тканью. Самолет современный и в то же время старинный. Два пулемета... — Он
мечтательно закатил глаза.
— Кстати, Франсуа, вынужден признаться в том, что я запутался: какой, в конце концов,
мотор был поставлен на Ar.68? — спросил вдруг Вася.
— В конце концов, это стал Jumo, — отозвался Ларош. — По крайней мере, с осени
тридцать шестого. Двухлопастной деревянный винт фиксированного шага.
Вася едва заметно поморщился.
Не обращая на это внимания, Франсуа Ларош продолжал:
— Топливо — в одном двухсотлитровом баке за противопожарной перегородкой. По-
моему, разумно.
— Для тридцать шестого года, — проворчал Вася.
— Между прочим, вы же помните, что Ar.68 был самым массовым германским самолетом
— до весны тридцать восьмого, когда на вооружение Люфтваффе был принят Bf.109, —
откликнулся Франсуа. — А это что-нибудь да значит.
— Это значит, что семь или сколько там гешвадеров летали на бипланах, — сказал
младший лейтенант Вася.
— Часть этих самолетов направили в Испанию, — напомнил Франсуа. — Ночные
истребители в Ла-Сенне. Кстати, в роли ночного истребителя «Арадо» летал и после
начала Второй мировой — вдоль германо-французской границы. Так продолжалось всю
зиму тридцать девятого — сорокового. И потом еще этот самолет можно было встретить в
летной школе.
— Когда я вижу биплан, — проговорил Вася, — мне хочется сказать ему «спасибо» и
проследовать далее, к какому-нибудь более современному самолету.
— А вот мне интересны бипланы, — упрямо сказал Франсуа. — Они красивые и
стильные. В конце концов, я — «парень с этажерки», как вы меня называете.
© А. Мартьянов. 14.02. 2013.
69. Фурия в небесах
В офицерском клубе играла музыка.
Небольшой джаз исполнял мелодии из репертуара тридцатых — Амброз, Генри Холл,
Джек Хилтон.
Вася и Ларош не без удивления наблюдали за тем, как на танцполе капитан Хирата ловко
вертит в танце начальницу финотдела Зинаиду Афанасьевну.
Зиночка очевидно наслаждалась. Японец сохранял неподвижное, непроницаемое лицо,
только взгляд его чуть теплел, когда Зиночка одаряла его сияющей улыбкой.
Наконец фокстрот закончился. Хирата проводил Зинаиду Афанасьевну за столик и
вернулся на свое место — к Васе и Ларошу.
— Вы, однако, полны сюрпризов, капитан, — обратился к нему Вася. — Когда это вы
научились так хорошо танцевать?
Хирата ответил, бесстрастный, как индеец:
— Адмирал Ямамото всегда утверждал, что мы недостаточно хорошо изучили нашего
противника — американцев. «Вам, — говорил он, — предстоит сражаться с мужчинами,
которые, желая завладеть женщиной, поначалу ухаживают за ней, стараются ей
понравиться, дарят цветы, приглашают танцевать».
— А что, в Японии так не делают? — удивился Вася. — Мне казалось, это
международный обычай: понравилась девушка — постарайся, чтобы и ты пришелся ей по
сердцу.
— У нас другая концепция, — уклончиво ответил Хирата. — Во всяком случае, так было
при жизни Ямамото. В общем, он предполагал, что усваивая европейские и американские
обычаи мы фактически изучаем потенциального противника.
— Какие вы коварные, — вздохнул Ларош и налил еще коньяка. — Будете пить?
— Разумеется, — с достоинством подтвердил Хирата и придвинул Ларошу свой
опустевший стакан.
— А вот скажите, капитан, — снова заговорил товарищ младший лейтенант, — вашему
сердцу должны ведь быть близки палубные истребители?
— Несомненно, — подтвердил капитан Хирата.
— А реактивные? — коварно продолжал расспросы Вася.
— В каком смысле? — насторожился Хирата.
— В рамках изучения американских традиций, — Вася прищурился. — Я к тому, что
фокстрот — это половина дела, так сказать. Мы тут обсуждали, насколько реактивный
палубный истребитель вообще имеет смысл.
— Вы говорили о конкретной машине? — вежливо уточнил Хирата.
— Товарищ младший лейтенант старается сделать беседу по возможности легкой, —