немаленькие, опыт огромный. После ТБ и СБ — ну понимаете, тяжелых и средних
бомбардировщиков, — возникла совершенно новая идея воздушного крейсера. Он должен
стать самолетом, который будет сопровождать соединения тяжелых бомбардировщиков.
Оборонять их от нападения истребителей противника, подавлять наземные средства ПВО,
заодно — разведывать цели, уничтожать чужие бомбардировщики. И на сладкое —
осуществлять бомбометание.
— Своего рода универсальный самолет, — вздохнул Гастингс.
— Нравится? — обрадовался Вася. — А вот представьте себе, какой это был бы самолет: с
мощным вооружением, надежной связью, а по скорости — сопоставимый с
истребителями. И в тридцать четвертом в шестой бригаде туполевского КБ — под
руководством Мясищева (слышали, конечно, эту фамилию?) начали работы.
— Это была эпоха, когда самолеты устаревали прямо на чертежных досках, — вставил
флайт-лейтенант.
— Ничего, наши успевали догнать и отчасти перегнать, — хмыкнул Вася. — Требования к
самолету действительно росли не по дням, а по часам. И в первую очередь не столько
потому, что возрастали летные характеристики тяжелых бомбардировщиков, сколько
потому, что одноместные истребители становились все быстрее и смертоноснее.
— То есть, вы хотите сказать, что принципиальное новаторство вашего самолета
заключалось в том, что этот тяжелый бомбардировщик состязался не с другими
бомбардировщиками, а с истребителями? — уточнил Гастингс.
Вася с торжеством кивнул.
Флайт-лейтенант заметил:
— И правда, новаторский подход. Однако мне кажется, слишком новаторские идеи,
опережавшие время, обычно оказывались неудачными.
— Здесь этого не скажешь. Хотя определенные сложности возникали, — Вася задумался:
как точнее выразить мысль. Наконец он сказал: — Бомбардировщик, который не уступал
бы по скорости истребителю, уже вылетел из КБ Туполева: двухмоторный СБ по скорости
приближался к И-16. Там другое... Нужно было определиться с основной задачей нового
самолета.
— Когда задачи меняются на лету, — со знанием дела вставил флайт-лейтенант, —
начинаются переделки, а это обычно сулит неудачу.
— Ну хватит уже каркать! — в сердцах оборвал Вася.
Англичанин удивленно поднял бровь:
— В каком смысле — «каркать»?
— Предрекать неудачи! — объяснил Вася. — Выражение такое.
— Так мы с вами сейчас говорим о давно прошедшем времени, — напомнил Гастингс. —
Не в наших силах изменить то, что уже случилось.
— Мы можем по-разному к этому относиться, — возразил Вася. — К тому же, летая на
этих самолетах сейчас, мы исправляем многие ошибки.
— И совершаем собственные, — добавил Гастингс.
— Не имеет значения, — отмахнулся Вася. — Главное, что самолеты живут, летают, что
их история не заканчивается тридцатыми или сороковыми, а продолжается.
— Согласен с вами, сэр, — важно наклонил голову Гастингс.
— Ну так вот, — успокоился Вася, — круг задач нового самолета. Тут тоже заключалось
своего рода новаторство, потому что Туполев замахнулся на создание сухопутного
торпедоносца, то есть — торпедоносца наземного базирования. В тридцатые это было
несомненным новшеством. В конце концов, решено было создавать легкий крейсер и
заодно — торпедоносец, который мог быть использован также как бомбардировщик.
— О! — вымолвил Гастингс. — А как с ночными полетами?
— Вы, англичане, любите ночные полеты, — сказал Вася. — Мы, впрочем, тоже их не
чурались. Новый самолет мог — по идее — летать и днем, и ночью. Мог летать в туман,
дождь, вообще — в плохую погоду. Мог летать далеко — на три тысячи километров.
— А скорость? — напомнил Гастингс. — Он, кажется, должен был обгонять истребители?
— Ну, не обгонять, — поправил Вася, — но не сильно отставать. В общем, триста —
триста сорок километров в час давал.
— А моторов сколько поставили? — заинтересовался Гастингс.
— Два. Двигатели, как вы правильно заметили, коллега, — серьезно произнес Вася (хотя
Гастингс ничего не «замечал» по этому поводу), — это самое главное и самое больное. В
тридцать пятом году моторов нужной мощности не существовало. Была надежда на
форсированный вариант одного советского двигателя — М-34ФРН. Поколдовали над ним
и запустили в серию уже в тридцать шестом. Кстати, в те годы это был самый мощный
советский мотор — и один из самых мощных в мире.
— Впечатляет. — Гастингс вынул из кармана трубочку и набил ее табаком. — Знаете, я
даже разволновался.
— Покажи англичанину бомбардировщик с мощным мотором, — засмеялся Вася, — и
глаза у него разгорятся.
— Вообще-то я способен восхищаться и «Гладиаторами», — пояснил Гастингс. — Не
говоря уж о «Спитфайрах».
— Но сознайтесь, бомберы вам ближе к душе, — настаивал Вася.
— Мне близко к душе все, что с крыльями и мотором, — сказал Гастингс. — С винтом,
турбиной и так далее.
— И с торпедой в брюхе, — прибавил Вася. — Требования к самолету, как вы и
предполагали, изменились. Теперь нужен был в первую очередь торпедоносец. И
возникла проблема: куда, собственно говоря, девать торпеду? После нескольких
вариантов остановились на наиболее брутальном: торпеда ТАНФ массой 920
килограммов.
— Фью! — присвистнул Гастингс. — Какой же бомболюк для такой штуки нужен?
— Большой, сэр, как нетрудно догадался: шесть с половиной метров — чуть меньше
половины всей длины фюзеляжа, — объявил Вася. — Такого длинного бомбоотсека не
имел тогда ни один самолет, даже самый тяжелый.
— Стало быть, и бомбу он мог взять на борт немаленькую, — вставил Гастингс, и его
глаза мечтательно затуманились.
— Самую крупную — тысячу килограммов, — кивнул Вася. — Конструкторы, надо
сказать, неплохо справились с непростой задачей — обеспечить прочность фюзеляжа с
очень большим вырезом. Предполагалось, что новый самолет будет осуществлять
торпедометание по линкорам и крейсерам противника, причем с малых высот — до десяти
метров.
— Звучит как музыка, — Гастингс выпустил первое облачко дыма из своей трубки.
— В тридцать шестом начали испытания, — продолжал Вася. — 2 июня тридцать шестого
летчик-испытатель Чернавский поднял АНТ-41 в воздух. Самолет понравился — только
для улучшения поперечного управления понадобилось чуток увеличить площадь
элеронов. Второй полет — третьего июля. И тут — неожиданность: через семь минут
после взлета на высоте почти в три тысячи метров и при скорости в двести шестьдесят
километров в час машину затрясло.
— Флаттер, — сказал Гастингс. — О да. В тридцатые это стало проблемой.
— Именно. Причем о флаттере знали, специально работали над устранением этой
опасности. И — нате. Вибрация вырвала у летчика штурвал из рук, и экипаж выбросился
из самолета с парашютами. Это случилось в Химках, под Москвой.
— Они спаслись? — нервно спросил Гастингс.
— Да, — кивнул Вася. — Причем сразу после эвакуации экипажа правое крыло сломалось