компанию «Пауэр джетс», о которой сейчас уже никто не помнит. Однако результатом
трехлетней работы стал работающий на стенде двигатель. И с этой штукой Уиттл явился в
конструкторское бюро фирмы «Глостер», поскольку явно не тянул создание собственно
самолета.
— Какой год? — уточнил Вася.
— Тридцать девятый. — Дракон посмотрел на Гастингса.
Тот кивнул:
— Точно. Идеи Уиттла заинтересовали главного конструктора «Глостер эйркрафт»
Джорджа Картера. Он собрал группу коллег, и те отправились глядеть на чудо работы
Уиттла. Выглядело, конечно, здорово… В общем, Картер взялся за работу.
— А ведь таких двигателей еще ни у кого не было, — вмешался Вася. — Разве что у
немцев. Но вряд ли англичане знали немецкие разработки.
— Что было известно английской разведке и что ей известно не было — это тайна даже
для самой английской разведки, — многозначительно высказался Уилберфорс Гастингс.
Дракон рассмеялся, рассыпая вокруг себя искры.
— Мне решительно нравится английская манера компоновать вокруг себя пространство,
— заметил Горыныч. — Это, кстати, касается и самолетов. Ведь что такое самолет?
Особым образом скомпонованное пространство, снабженное двигателем и крыльями…
Так или иначе, а третьего февраля сорокового года Картер создал первые варианты нового
самолета и подписал контракт с министерством авиации.
— И после этого они еще четыре года возились! — воскликнул Вася.
— Приходилось решать одновременно слишком много задач, — вступился за англичан
Горыныч. — Все-таки шла война…
— Так или иначе, — продолжал Гастингс, — экспериментальный самолет задумывался
изначально как скоростной истребитель-перехватчик. Его называли «Пионер».
— Пионер — всем ребятам пример, — не удержался Вася.
Гастингс поднял бровь:
— Отчасти, конечно, это так: пионер — пример... В начале сорок первого этот самолет
был построен на одном из филиалов авиазавода. Цельнометаллический моноплан с
трехколесным шасси. Пятнадцатого мая взлетел. Двигатель на нем стоял маломощный, и
все-таки он давал более четырехсот восьмидесяти километров в час. Так что
перспективность реактивной тяги оказалась налицо.
— И что помешало запустить его в серию? — спросил Вася. — Странно все-таки: то
устаревшие бипланы, вроде «Суордфиша» или У-2, летают всю войну на страх врагу, а то
принципиально новые самолеты оказываются недостаточно новыми…
— Для начала, «Пионер» не смог стать истребителем. Тяга одного двигателя оказалась
слишком мала для того, чтобы поднять самолет с грузом вооружения и военного
оборудования. То есть приходилось переходить на двухмоторную компоновку. Моторы,
кстати, были весьма капризны — как все новое. В общем, остановились на идее тяжелого
истребителя-перехватчика. Вооружение — шесть двадцатимиллиметровых пушек. Два
мотора с размещением на крыльях — так проще подбираться к двигателям, которые — к
бабке не ходи — будут ломаться и показывать характер. Кстати, товарищ Вася, —
прибавил Гастингс, — вот вам пример разделения труда: этот самолет собирались
производить с привлечением субподрядчиков.
— Обычное дело, — хмыкнул Вася.
— Расчет на то, что самолет будет производиться в разных местах, был заложен
изначально, в конструкцию, — вмешался Горыныч. — Кстати, этим самолеты
принципиально отличаются от драконов. Насчет реактивной тяги я бы еще поспорил —
мы, драконы, и не на такое способны, — но вот производство по частям… Любой змей
как существо органическое создается целиком. А «Метеор» — точнее, то, что ему
предшествовало, — заранее так был спроектирован, чтобы разделяться на ряд крупных
узлов. И эти узлы собирались независимо друг от друга.
— В смысле — «узлы»? — уточнил Вася.
— Носовая часть — отдельно: пилотская кабина, пушки и носовая стойка шасси.
Центральная часть фюзеляжа вместе с центральной секцией крыла и мотогондолами.
Хвостовая часть — традиционный полумонокок. Вообще в этом самолетике собралось
много всяких интересностей: двигатель интересно увязывался с крылом, например, —
крепился к переднему лонжерону и насквозь проходил через задний. Стойки шасси
укладывались не в мотогондолы, а в крыло. Хвостовая часть отстыковывалась по
стрингерам. Необычно высоко поднятый стабилизатор — это из-за реактивных струй.
— Пока звучит интересно, многообещающе и… А когда его в серию-то запустили? —
спросил Вася.
— И вот кстати, нельзя однозначно утверждать, что «Метеор» сразу запустили в серию, —
подхватил Гастингс, — однако количество опытных самолетов само по себе напоминало
небольшую серию — двенадцать экземпляров. Каждому предназначалась своя судьба: на
одном — заводские испытания, на втором — доводка двигателей, на третьем —
испытания гермокабины и оружия, на четвертом — оборудования…
— Стоп, стоп, — замахал руками Вася. — Не нужно мне рассказывать биографию всех
двенадцати.
— Ладно, — покладисто согласился Гастингс. — Но вот еще — один отправили за океан,
в Америку. Ну и там пара самолетов для обучения летчиков.
— Уфф, — выдохнул Вася. — А я-то все боялся, что про летчиков и забудут.
— Еще забавно, — добавил Гастингс, — что этот самолет никак не могли окрестить.
Какие только названия ни подбирали! «Циклон», «Террифайтер», «Уайлдфайр»,
«Тайрент», «Вайолент», «Аннигилейтор»…
— Последнее звучит как в «Звездных войнах», — усмехнулся Вася.
— А что? — Флайт-лейтенант пожал плечами. — Для сороковых годов реактивный
самолет сам по себе был чем-то совершенно фантастическим. В феврале сорок второго
наконец перестали изощряться и назвали машину «Метеор». Но тут начались совсем
другие проблемы.
— Я заранее знаю, какие, — вздохнул Вася. — Как всегда: поставщики взаимно
подводили друг друга, а часть конструкции начала сыпаться.
— Сначала развалился задний лонжерон крыла, — кивнул Гастингс. — Пришлось его
переделывать, заменить легкие сплавы на легированную сталь. Но самое слабое место
самолета…
— Двигатель, — заключил Горыныч. — У неорганических летательных аппаратов
тяжелее воздуха это традиционно наиболее уязвимая деталь.
— И на каком остановились? — спросил Вася.
Гастингс ответил:
— Было два варианта: W.2B и H.1. Последний — «Гоблин» — делала фирма «Де
Хэвилленд». В июле сорок второго уже имелся «Метеор», который не летал, но довольно
бойко бегал по летному полю. Что называется, «ограниченная надежность» — поднимать
в воздух его не разрешали. Время шло, наступила осень… 28 ноября привезли первый
двигатель — «Гоблин». 12 января сорок третьего прибыл второй двигатель.
— Ковровую дорожку для его встречи расстелили? — съязвил Вася.
— Насколько я помню, в первые годы существования советской авиации двигатели
встречали не то что с ковровой дорожкой, а с оркестром, — напомнил Гастингс.
— Да уж, — согласился Вася. — Без двигателя не жизнь.
— Итак, эти два двигателя обрели друг друга, и их скомпоновали на нашем самолетике, —
Гастингс продолжил повествование. — У Н.1 был диаметр больше, чем предполагалось.
Пришлось переделывать задний лонжерон и мотогондолу. И вот наконец 5 марта летчик
Майкл Донт поднял самолет в воздух. Впервые! Затем были проведены еще полеты… Но
ни разу дольше двадцати минут «Метеор» в воздухе не задерживался.
— И снова мы наблюдаем кропотливую работу конструкторов, — вставил Горыныч, —