— Вот именно, — подтвердил Вася. — Из американских моделей предпочитаю «Сейбр» F-86, самолет-легенда!
— Ну-у, — протянул дракон закатывая глаза. — Скажи, а питаешься ты исключительно соловьиными язычками и фуа-гра? Или в повседневной жизни можешь снизойти до макарон с тушенкой и картошки с сардельками? «Сейбр» — это элитное блюдо, если продолжать мерить авиацию кулинарными категориями. Однако, оно не получится без обычнейших ингредиентов и специй. То же самое можно сказать о самолетостроении: для того, чтобы достигнуть идеала, пришлось опробовать множество концептуальных моделей, отвергнуть неудачные разработки и довести до ума перспективные проекты! Оттого-то в послевоенные годы в небеса поднимались машины, которые мистер Хопкинс с присущей ему корректностью назвал
«экстравагантными»... А по мне так монстры, каких поискать!
— От монстра слышу, — огрызнулся штаб-сержант. — По сравнению с Bell P-59 Airacomet, общепризнанной неудачей, немецкий Me.262 и британский Gloster Meteor выглядели неслыханными достижениями авиаконструктороской мысли. Особенно если учитывать огромный боевой опыт реактивных «Мессершмиттов». Мы шли методами проб и ошибок, особенно учитывая многообразие запросов военного ведомства: перехватчики, штурмовики, самолеты ПВО и так далее до бесконечности!
— И чем же был «неудачен» Airacomet? — поинтересовался Вася.
— 1942 год, надо заметить, — сказал Горыныч, пропустив мимо ушей выпад относительно «монстра». — С чисто технической точки зрения реактивная авиация уже родилась: первыми в воздух поднялись самолеты Эрнста Хейнкеля — Не.178 и Не.280, за ними подтянулись англичане с «Глостером» Е.28 — полет состоялся 15 мая 1941 года. Американский генерал-майор Генри Арнольд ознакомившись в Британии с «Глостером» и двигателем Уиттла быстро осознал, что будущее не за винтовыми машинами, а за реактивными. Военное руководство США немедля закупило патент на производство новейших моторов, инженерам фирмы «Bell» в обстановке неслыханной секретности дали задание спроектировать собственный самолет под импортный двигатель. На выходе получится аппарат с индексом ХР-59А...
— Местечко для испытаний тоже выбрали преинтересное, — дополнил штаб-сержант. — Калифорнийская авиабаза Мюрок, на дне высохшего озера Роджерс Драй Лэйк, сейчас там находится испытательный центр ВВС «Эдвардс». Первые же полеты Airacomet пришлось прервать — на пустыню вдруг обрушились дожди, твердая как камень поверхность превратилась в нечто напоминающее неудавшееся бланманже и испытания пришлось отменить.
— Природные аномалии выглядели сущей чепухой по сравнению с другими трудностями, — Горыныч указал взглядом на сопло двигателя Pirate. — Сначала несколько опытных самолетов попросту катались по земле, после запуска моторов из сопла вылетали языки пламени, достичь расчетной тяги не удавалось, отчего аэродромные техники сразу прозвали машину «Miss Fire». Плюс ненадежная работа топливных насосов, перегрев подшипников, разрушение лопаток турбины, поломки шасси, кошмарная авионика... Пресловутые «детские болезни» во всей красе, а точнее во всей неприглядности!
— Но в воздух-то его подняли?
— Да. Однако, к апрелю 1943 года ХР-59 совершил всего лишь тридцать полетов с общим временем налета пятнадцать часов. Между прочим, всем известный Me.262 Schwalbe давным-давно был успешно испытан и готовился к серийному производству!
— Самое печальное в другом, — перебил змея Хопкинс. — немцы уже вовсю воевали на реактивных моделях, когда в феврале 1944 года на авиабазе Мюрок провели сравнительные полеты Airacomet и серийных поршневых истребителей Thunderbolt и Lightning. Реактивный первенец вчистую проигрывал по всем параметрам — в маневренности, дальности, надежности и даже в скорости! Поэтому доклад технической комиссии ВВС был выдержан в самых мрачных тонах — ХР-59 не представляет интереса в качестве боевого истребителя, финансирование прекратить, исследования свернуть, машину оставить только как тренировочную и испытательную.
— Не преувеличивайте степень
неудачи, господин штаб-сержант. Второй прототип «Bell» основанный на опыте обкатки ХР-59 — истребитель Р-59А, все-таки вышел небольшой серией: тридцать девять машин на конвейере, и еще несколько собрали вручную, из готовых запчастей и фюзеляжей. Он-то и пригодился в качестве учебного самолета для переучивания летчиков с поршневой авиации на реактивную.
— Ну и конечно отличная школа для конструкторов, — кивнул Вася. — Новые технические решения, новые двигатели, всё новое! Никто не говорит, что рождение «реактивного» мира шло быстро и просто. Хотя, немцы продвинулись дальше всех, и если бы не окончание войны...
— Очень хорошо, что война закончилась в мае 1945 года, — уверенно сказал Хопкинс. — Не думаю, что американским пилотам улыбалась перспектива встретиться с «Мессершмиттами» на Airacomet или других ранних моделях!
— Не станем использовать сослагательное наклонение применительно к истории, — заключил Горыныч. — Вот что, дорогие мои: что-то мы сегодня заболтались. Напомню, Альфа заканчивается — насладитесь последними деньками привольной жизни! Выводите машины из ангара и вперед, к облакам!..
© А. Мартьянов. 29.05. 2012.
13. Чудеса на виражах
— Ну что ж, мои поздравления, — сказал Горыныч. — Во-первых, начало Бета-теста. Во-вторых, вы наконец-то получили то, что желали — исходные деревья развития самолетов всех трех держав, сейчас представленных в World of Warplanes!
— Помните недавние страдания майора Штюльпнагеля? — согласно подхватил Вася. — «Засилье янки», «приоритет советских моделей» и прочие глупости? Надеюсь, Карлсон перестанет скандалить — сейчас у каждой нации ровнехонько по девятнадцать самолетов. Всё честно!
Давным-давно слетавшееся интернациональное звено в полном составе заявилось к ангару с новой техникой, доставленной с завода после патча 0.3.0. Кстати, по выходу обновления и старта Беты в офицерском клубе закатили грандиозный кутеж, в результате чего полеты следующим утром пришлось начинать только после обеда — личный состав гешвадеров, эскадрилий и крыльев приходил в себя после празднования выхода World of Warplanes в широкий мир.
Как и было обещано господами разработчиками, «дыры» в развитии оказались полностью закрыты: начав с биплана первого уровня любой пилот мог пройти по обеим линиям истребитель-штурмовик (или истребитель-бомбардировщик) не проскакивая через «пустые» левелы — общее число доступных машин уравнялось пятидесяти семи. Что, разумеется, стало причиной появления сущей экзотики, ранее на аэродроме не виданной.
— Я даже и не знаю, что выбрать, — растерянно проговорил вахмистр Герман Вольф, оглядывая девять истребителей германского производства, выстроившихся на летном поле. — Малышня, говоря откровенно, надоела. Для реактивных аппаратов площадь полигонов пока что маловата. Me.109, безусловно, очень хороший самолет, но...
— Давай подумаем, — Горыныч, переваливаясь, прошелся туда-обратно, пристально разглядывая новенькую технику. — «Двести девятый», например, тебя чем не устраивает? Рекордная модель. Не в смысле числа изготовленных серийно машин и не по числу побед в воздухе, а по качественным показателям.
— Дай-ка документацию глянуть, — Вася аккуратно изъял у вахмистра папочку с распечатками технических характеристик моделей. — Так-так. Длина, масса, площадь крыла. Практический и максимальный потолок... Сколько?.. Не может быть!
— Что не может быть? — заинтересовался дракон. Заглянул через плечо младшего лейтенанта в бумаги, прищурился, разбирая мелкий шрифт. — А-а, понятно! Я же говорю: Me.209 был специально создан для установления рекордов. Расчетный потолок для него был запредельно высоким по тем временам — семнадцать с половиной километров. На испытаниях поднимались до пятнадцати с небольшим — обычное дело!