— Ох, — выдохнул Горыныч. — Болтали мы тут о танчиках, когда приезжал юный Шмульке. (Я называю его «юным» по сравнению со мной). Он говорит, в начале двадцатого века двигатель в триста лошадиных сил казался каким-то пределом человеческой технологии... А теперь им тысяча триста мало!
— Это называется «прогресс», — ответил капитан Хирата. — Как представитель весьма консервативного общества, не могу не отметить многие его гримасы. Но это наш мир, и нам приходится в нем жить.
— А что самолет? — Горыныч вернулся к главной теме.
— Характеристики «Урагана» нашли слишком низкими, в результате в июле сорок четвертого флот принял решение прекратить испытания. На фирме «Мицубиси» остановили работы по остальным семи опытным образцам «Реппу». Хорикоси добивался и наконец добился разрешения использовать двигатель «Мицубиси» — тот, под который самолет проектировался изначально.
— Больше мощность — больше двигатель, — сказал Горыныч. — Следовательно, самолет пришлось переделывать.
— Именно, — кивнул Хирата. — Всю переднюю часть фюзеляжа. 13 октября 1944 года состоялся первый полет этого образца. Мгновенья триумфа! Флот наконец-то дождался достойной замены «Рейзену». Теперь можно будет противостоять американским палубным истребителям «Корсар» и «Хеллкэт»... Казалось, вот-вот самолет запустят в серию... Заводы в Нагойе и Осаке уже в готовности.
— И что помешало? — осведомился Горыныч.
— Судьба, — кратко сказал капитан Хирата. — Божественное вмешательство, если угодно. Сильное землетрясение в Нагойе. Массированные налеты на мотостроительный завод в Дайко, где выпускали двигатель «Мицубиси». Второй опытный самолет «Реппу» разбился при посадке. Еще три уничтожены налетом американцев. К концу войны успели облетать только три самолета опытной партии.
— Время, — подытожил дракон. — Японию подвела нехватка времени.
— Определенно, — кивнул капитан Хирата. — Работы остановились только вместе с концом войны. Создавались новые варианты, например, перехватчик берегового базирования. Был еще вариант, который назвали «Рифуку» — «Ветер у земли» — совместная разработка «Мицубиси» и «Накадзимы»... Он вообще остался только в эскизе.
— Что ж, теперь у нас есть прекрасная возможность воплотить невоплощенное, — заметил Горыныч. — Вы не находите, что это очень поэтично? Если вы отдохнули, капитан, предлагаю вам совместный полет. Посмотрим, на что способен ваш «Ураган»!
© А. Мартьянов. 29.10. 2012.
43. Джентльмен в воздухе
Горыныч приветливо ухмыльнулся штаб-сержанту Биллу Хопкинсу:
— Не ушибся, служивый?
Хопкинс блеснул зубами на закопченном лице:
— Чтоб я еще раз сошелся с тобой в воздухе, змей!
— Я же пошутил, — сказал Змей Горыныч.
— Хороши шутки... Сколько в тебе тонн живого весу?
— Не больше, чем в твоем самолете, — парировал Горыныч. — Зато я умнее.
— Ты древний, тебе положено, — беззлобно огрызнулся Билл Хопкинс. — А мой бедный «Бленхейм» — вдребезги.
— Вольно ж тебе было брать английскую машину, — сказал Горыныч. — Это бомбардировщик. А ты на нем как на истребителе...
— Тебе ли не знать, огнедышащая энциклопедия, что «Бленхейм IVF» — и то, и другое, — отозвался Билл Хопкинс. — В смысле, создавался как бомбардировщик, а потом летал как ночной истребитель. — Он вздохнул. — Мне надо умыться.
— А мне ты таким больше нравишься, — заметил дракон.— Вид у тебя такой сразу делается... боевой.
Билл оглянулся. Дракон проследил за его взглядом.
— Что, Забаву Путятишну заметил? — ухмыльнулся Змей Горыныч.
— Не «Забаву», а фрау лейтенанта Шнапс...
— Ей абсолютно все равно, закопченный ты или нет, — заверил его змей. — Она вообще тебя не замечает. Ей про самолет охота поболтать.
— Здравствуйте, господа, — произнесла, подходя, Брунгильда Шнапс. — Товарища младшего лейтенанта Васю не видели?
— Товарищ Вася вот-вот свалится с небес, — сообщил Хопкинс. — Я его хорошо потрепал. Вольно ж ему было брать «Хейнкель-111».
— «Хейнкель-111», между прочим, — первый немецкий самолет, сбитый непосредственно над Англией, — заметил Горыныч. — Точнее, два «Хейнкеля». Англичане уничтожили их в октябре тридцать девятого. И чрезвычайно гордились этим обстоятельством.
— Ну так немцы же сильно бомбили Бристоль, где делали «Бленхеймы», — сказал Хопкинс. — Если бы я делал «Бленхеймы», а мне пытались помешать, я бы всерьез обижался.
— А что, это хороший самолет? — спросила Брунгильда. — Я все к нему примериваюсь.
— Надо не примериваться, а летать, — хмыкнул штаб-сержант. — Здесь ведь не примерочная для барышень, Frau Leutnant.
— Ваш немецкий язык ужасен! — фыркнула Брунгильда. Видно было, что она обиделась.
— О чем спор? — Товарищ младший лейтенант Вася браво подходил к собеседникам. — Твой «Бленхейм», Хопкинс, — просто зверь-машина.
— Что я говорил? — обрадовался штаб-сержант. — Если бы не дракон, я бы властвовал в небесах.
— Эти англичане!.. — проговорил Вася. — Никогда не мог их понять. «Бленхейм» создавался чуть ли не на спор. Джентльменское пари в своем роде. Лорду Ротемиру, видите ли, захотелось продемонстрировать, что современный уровень развития самолетостроения намного выше, чем считают английские военные. Мол, современные английские истребители устарели. Можно делать самолеты лучше.
— Хочешь поговорить об особенностях английского самолетостроения? — осклабился дракон. — Изволь, дружище. Англичане известны своей консервативностью. И скупостью. Диккенса почитайте.
— Он писал об авиации? — заинтересовалась Брунгильда.
— Он писал об англичанах! — ответил дракон. — В общем, в начале тридцатых в Англии считалось нормальным, если проходило лет восемь с момента проектирования нового бомбардировщика до поступления его на вооружение.
— Так он же успевал устареть! — почти вскрикнул Вася.
— Ха! — Дракон дохнул пламенем. — А я о чем!.. Вот лорд Ротемир и решил переломить ситуацию.
— Ну а что ему, лорду? — вставил Билл Хопкинс. — Он, кажется, владел лондонской «Дейли Мейл». Деньги у лорда водились. Вот и сделал заказ в фирме «Бристоль». Вояки заинтересовались, и уже в июне тридцать шестого взлетели первые «Бленхеймы» — бомбардировщики.
— Симпатичный самолет, кстати, — сказал дракон и плотоядно облизнулся. — Цельнометаллический моноплан. Два мотора. Среднее расположение крыла. Экипаж — три человека.
— В середине тридцатых металлические монопланы были уже и у немцев, и у американцев, — сказал Билл Хопкинс.
— И у наших тоже, — вставил Вася. — ТБ-1 и ТБ-3. Считается, что наши ТБ превосходили бомбардировщики других стран.
— Ну, мало ли что считается, — дракон хмыкнул. — Люди друг друга до сих пор убить готовы в подобных спорах: кто был лучше.
— А ты? — удивился Вася. — Ты разве не готов убить?
— Я знаю определенно и на личном опыте: все, что не дракон, — хуже, — сказал Горыныч. — И не спорь. Мне сверху видно все, ты так и знай.
— Так и знаю, — вздохнул Вася.
Билл Хопкинс вернулся к прежней теме:
— Насколько я помню, настал наконец момент, когда англичане всерьез поставили вопрос о реорганизации своих ВВС. В тридцать четвертом англичане объявили о намерении увеличить численность ВВС аж на сорок одну эскадрилью.
— Следовательно, помнишь и то, что заявил по этому поводу тогдашний премьер Болдуин? — осведомился дракон. И, не дожидаясь ответа, процитировал: — «Со дня возникновения эры авиации прежние государственные границы перестали существовать. Когда мы думаем об обороне Англии, мы больше не думаем о меловых скалах Дувра — мы думаем о Рейне».