— В начале двадцатого века, — задумчиво произнес Ларош, — велась ожесточенная полемика вокруг формы цвета хаки. Вы, конечно, слыхали об этом? Раньше армии сражались каждая в своем цвете: красные, синие, в худшем случае — серые мундиры...
Американец прищурился:
— К чему вы ведете?
— Французские офицеры отказывались снимать свои яркие мундиры и натягивать нечто грязновато-зеленого оттенка, — ответил Франсуа. — Перед Первой мировой наши генералы, в ответ на предложение переоблачить всю армию в хаки, дали блистательный ответ: «Красные бриджи — это и есть Франция».
— Мне даже слушать такие россказни больно, — признал Хопкинс. — Это как-то чересчур неразумно.
— Между прочим, для войн в колониях — более чем разумно, — возразил Франсуа. — Когда дикари видели красные штаны, они сразу понимали: перед ними представители высшей цивилизации. Многие вожди не могли похвастаться никакими штанами, тем более красными.
— Товарищ Вася сейчас рассказал бы какую-нибудь поучительную историю про «красные революционные шаровары», — вздохнул Хопкинс.
— Товарищ Вася сейчас в небе, — сказал Ларош. — А вот что это за птица движется к нам? Я не узнаю ни походку, ни лицо.
К беседующим, небрежно помахивая на ходу рукой, направлялся молодой человек со светлыми волосами и бледным, покрытым веснушками лицом.
В правой руке он держал перчатку, снятую с левой.
— Добрый день, джентльмены, — поздоровался он. — К сожалению, здесь нет никого, кто мог бы представить нас друг другу. Так что возьму эту приятную — или неприятную, в зависимости от обстоятельств, — обязанность на себя. Флайт-лейтенант Уилберфорс Гастингс. С кем имею честь?..
— Франсуа Ларош, — Билл Хопкинс указал на француза. — А я — Хопкинс. Штаб-сержант.
— Американец? — Гастингс устремил на Билла пронзительный взгляд. Глаза у него оказались желтые, как у Горыныча.
— А вы, разумеется, англичанин? — вопросом на вопрос ответил Хопкинс.
Уилберфорс Гастингс пожал плечами:
— Мне казалось, это очевидно. Хотя бы по произношению.
— О, — вмешался Франсуа, — разумеется. Произношение. Вы на своем английском языке просто помешаны. Угадываете диалекты и даже районы Лондона исключительно по тому, как произносите слова.
Хопкинс и Гастингс разом повернулись в сторону француза.
— Какие-то проблемы с английским, мсье Ларош? — поинтересовался Гастингс.
— С моей точки зрения, это просто испорченный французский, — буркнул Франсуа. — Удивительный язык! Зачем нужно «и» читать как «ай», «а» читать как «е», «е» читать как «и», а «у» читать как «а». Только «о» читается как «о» и то не всегда. Может быть, просто вернуть буквы на их законное место?
— Вы рассуждаете как француз, — сказал Гастингс с обидной снисходительностью. — Нельзя изменять традиции.
Франсуа махнул рукой:
— В конце концов, здесь мы все друзья. А то, что мы такие разные, только добавляет интереса.
— Оу, звучит прекрасно! — обрадовался Гастингс и протянул Франсуа руку. — Сердечно рад знакомству, дружище.
Затем он обменялся рукопожатием с Биллом и замолчал, похлопывая снятой перчаткой себя по ладони.
— Прилетел на «Гладиаторе», — сообщил после паузы флайт-лейтенант. — Машина — законченный кошмар.
— Мон ами, — серьезно произнес Франсуа, — наш девиз: не бывает плохих машин, бывают плохие летчики. Или как выражается наш комерад из Советского Союза Василий — бывают кривые руки. Ваше высказывание может быть неверно истолковано.
Гастингс махнул рукой:
— Что может угрожать моей репутации? В конце концов, я же здесь. Долетел, не разбился.
— Здесь насмерть не разбиваются, — напомнил Билл Хопкинс.
— Тем лучше, — сказал Гастингс и зевнул. — Я совершенно измотан.
— А чем так плох «Гладиатор»? — поинтересовался Франсуа. — Я довольно часто летаю на бипланах. Вполне шарман...
— Шарман, если не знать о существовании чего-то лучшего, — сказал Гастингс.
— А как же знаменитые английские традиции? — не выдержал и поддел собеседника Франсуа.
— Я слышал, что вы минуту назад говорили, будто «красные штаны — это и есть Франция», — парировал Гастингс. — Традиции — это одно, а устаревший биплан — совсем другое. Заметьте, джентльмены, — он сделал многозначительную паузу, — в одних случаях мы говорим о старых, но хороших для своего времени машинах, а в других — о машинах устаревших.
— Вы различаете оттенки, недоступные моему пониманию, — высказался Билл Хопкинс. — Предпочитаю просто и незатейливо разобрать какой-нибудь двигатель и посмотреть, как устроено у него внутри. А давать оценку — это не мое.
— Американская прагматичность? Хорошо, поговорим без оценок, — согласился флайт-лейтенант. — Над этой машиной, которая не угробила меня просто потому, что на сервере WoWP никто не гробится насовсем, начались работы аж в тридцать третьем году. Повод был самый прозаический: фирма «Глостер» получила кредит на выпуск двадцати четырех бипланов «Гонтлет».
— А какая связь с «Гладиаторами»? — не понял Франсуа.
— Я к этому веду, — кивнул Гастингс. — Главный конструктор предприятия Фоллэнд воспринял кредит как шанс. Шанс усовершенствовать уже имеющийся самолет, в первую очередь — увеличить его скорость.
— Мы говорим об истребителе? — уточнил Билл Хопкинс.
— Да, да, — нетерпеливо ответил Гастингс, — мы все время говорим об истребителе. Он изготавливался по личной инициативе и за счет фирмы. Никакого заказа со стороны военных. Двухстоечную схему биплана заменили одностоечной. Разработали специальный тип шасси с обтекаемыми одиночными стойками и встроенными в колеса тормозами. Здесь потрудились инженеры с предприятий «Данлоп» и «Даути». Добавили к двум имеющимся фюзеляжным пулеметам «Виккерс» еще пару — «Льюисов» под нижним крылом. В общем, к середине тридцать четвертого года самолет был готов к испытаниям.
— Успешно или пришлось переделывать? — спросил Франсуа.
— Успешно, но все равно переделали, — сказал Уилберфорс Гастингс. — В июне тридцать пятого самолет оснастили двигателем «Меркурий» IX мощностью свыше восьмисот лошадиных сил. Переоборудовали кабину, убрали с хвостового колеса обтекатель, который оказался бесполезным. И снова начали испытания. А тут — программа по расширению ВВС. Удачное совпадение.
— Мне казалось, это было в тридцать четвертом, — заметил Билл Хопкинс. — Но я могу ошибаться. Английская история — не мой конек.
— Вы совершенно правы, дружище, — Гастингс нахмурился. — Именно в июле тридцать четвертого начались прения в палате лордов. Обсуждали план увеличить численность королевских ВВС на сорок одну эскадрилью. Естественно, не сразу, а в течение ближайших пяти лет.
— Воображаю, какой поднялся шум во всем Английском королевстве! — фрыкнул Франсуа Ларош.
Флайт-лейтенант покачал головой:
— Вовсе нет. Вы плохо знаете Англию, мой друг. В те дни внимание большинство англичан было поглощено ежегодным соревнованиям по крикету между Англией и Австралией.
— О боже! — с притворным ужасом воскликнул Франсуа.
Гастингс вздохнул:
— А между тем это чистая правда. Прения в палате лордов были очень бурными. Противники расширения ВВС считали, что никакой угрозы для Англии не существует. И все-таки проект приняли. В палате общин блестящую речь произнес премьер-министр Великобритании Болдуин.
— Как я уже сказал, в английской истории я не силен, — напомнил Билл Хопкинс.
Гастингс перевел взгляд на Франсуа, но тот тоже покачал головой:
— Просто перескажите эту речь своими словами, сэр.
— Я могу процитировать дословно, — ответил Гастингс. — Я довольно часто перечитываю речи наших премьер-министров. Это помогает мне поддерживать боевой дух на надлежащей высоте. Британец обязан везде и всюду поддерживать свой дух на надлежащей высоте, джентльмены, иначе он автоматически перестает быть британцем и превращается в размазню.