вишневая поверхность так блестела, что в нее можно было смотреться, как в зеркало.
Слухи о «диве» дошли до товарища Сталина.
— Значит, какие-то три главных конструктора строят цельнодеревянный истребитель из
нового материала? — спросил вождь. — Покажите-ка мне эту «дельта-древесину», чтобы
не случилось потом какого-нибудь надувательства.
— Ты, Лавочкин, теперь главный — ты и будешь со Сталиным разговаривать, —
обрадовали Семена Алексеевича.
Лавочкин сложил в коробку разные детали из дельта-древесины и отправился «на ковер».
— Вот, товарищ Сталин, привез вам показать новый материал. Смотрите сами, — с этими
словами Лавочкин разложил на столе несколько деталей, — разработка советских
изобретателей. По прочности материал не уступает дюралю и не горит.
Сталин, казалось, не слушал. Лавочкин говорил, следя за вождем глазами, а тот
расхаживал по кабинету и о чем-то думал, на демонстрацию даже не глядел.
Затем он приблизился к столу, набил трубку, раскурил ее как следует, взял одну из
деталей — с тонкой частью — и сунул в трубку. Начал пыхтеть, как паровоз.
Лавочкин молча смотрел, как вождь выпускает клубы дыма. Спокойный, без тени улыбки
в глазах.
Шли минуты. Трубка дымилась. Наконец Сталин вытряхнул пепел, осмотрел деталь.
— Не горит, — сделал вывод вождь. — Хороший материал.
Осень 1940 года
Роскошный зал Большого театра сдержанно сиял позолотой. Поднялся занавес, полилась
божественная музыка Чайковского.
Семен Алексеевич Лавочкин смотрел на слаженные движения кордебалета... и думал о
своем самолете.
В принципе, все шло хорошо: самолет И-301 был рекомендован в серию. А между тем он
не прошел испытания на штопор, пикирование и высший пилотаж. Да и вооружение не
доведено до ума.
Недостатков хватало: жара в кабине, плохой обзор из-за некачественного остекления
фонаря, перегрев воды и масла при наборе высоты, большие нагрузки на ручке от
элеронов и руля высоты, недостаточная продольная устойчивость...
Теперь сложные отношения между Одеттой и принцем отошли куда-то совсем далеко, на
задний план.
Взрыв отчаяния, прозвучавший в лебединой теме, вдруг коснулся души Лавочкина. Он
вздрогнул — и тотчас ему представились топливные баки. Это была главная проблема.
Уже готовый самолет предстояло переделывать.
От военных пришло требование к еще не доведенному до ума истребителю: увеличить
дальность полета с шестисот километров до тысячи. Вот это была беда: дополнительное
топливо ухудшает летные характеристики самолета. Кроме того, требуется найти место,
где разместить топливо.
Смутно вырисовывались перед глазами отдельные детали...
Антракт. Лавочкин вышел в зал, принялся расхаживать по коврам, отражаясь в зеркалах.
— Товарищ, осторожнее! — сделала ему замечание красивая девушка, когда он случайно
толкнул ее.
— Простите.
Она присмотрелась:
— С вами все в порядке? Вы бледный.
— Нет, ничего. Я работаю, — объяснил он и только потом понял, насколько неуместным
было это объяснение...
Идея складывалась постепенно, и только после того, как она целиком выстроилась в
сознании конструктора, он перенес ее на чертеж и представил на обсуждение.
— Да критикуйте же, черт вас подери! — потребовал конструктор, и дискуссия вскипела...
В отъемных частях крыла пришлось оборудовать два кессон-бака. И-301 с тремя
топливными баками стал известен как самолет ЛаГГ-1 (по именам: Лавочкин — Горбунов
— Гудков).
— Знаете, что я думаю? — сказал наконец Лавочкин, когда крики поутихли. — Вот мы
стараемся, чтобы всего было побольше: скорости, дальности, огня. А ведь принцип «всего
побольше» — совсем не остроумный. Иногда важнее летать всего каких-нибудь
пятнадцать минут, но в эти пятнадцать минут быть полным хозяином воздуха...
Февраль 1942 года
Плотная сетка огненных трасс перечеркнула заснеженные поля, лесные массивы, лед на
Волге, мутные зимние облака. Летчик Алексей Николаевич Гринчик на ЛаГГе уходил от
вражеского огня. «Мессеры» как будто главенствовали в небе, но Гринчик атаковал при
малейшей возможности.
За несколько минут первый «мессершмитт» был сбит, второй поврежден... Однако
попадания в ЛаГГ следовали одно за другим. Снаряд разорвался прямо в моторе.
Немцы расстреливали планирующую машину, как учебную мишень. И с каждой атакой
Гринчик чувствовал, как умирает его самолет. Крылья и фюзеляж пробиты в нескольких
местах. Из перебитых трубопроводов бьют бензин, вода, масло, фонарь кабины сорван...
Вместо приборной доски — каша...
Но самое удивительное — ЛаГГ летел! Немцы расстреливали его в упор. Один, не
рассчитав, на миг оказался впереди ЛаГГа, и Гринчик длинной очередью выпустил весь
боекомплект. «Мессер» взорвался.
Гринчик благополучно приземлился на своем аэродроме...
Сталин вызвал к себе конструктора.
— А скажите, товарищ Лавочкин, как это вы ухитрились создать такую жизнеспособную
машину?
Лавочкин ответил, по обыкновению спокойным, тихим голосом:
— Не знаю, Иосиф Виссарионович. Оно как-то само так получилось.
© А. Мартьянов. 26.07. 2012.
12. Леди-ястреб
Брунгильда Шнапс выбралась из «фармана». Посадка была неудачной, машина
наполовину развалилась. Брунгильда быстро поправила прическу, потуже затянула пояс.
Один сапог снялся с ноги при аварии и потерялся где-то в обломках самолета.
Брунгильда сняла и второй и горделивым жестом отшвырнула его в сторону.
И только после этого осторожно осмотрелась: не видит ли ее кто-нибудь. Она сильно
надеялась, что приземление и гибель «фармана» останутся незамеченными.
К сожалению, поблизости оказался никто иной как Вася. И, судя по всему, наблюдал он за
действиями фройляйн Брунгильды уже некоторое время.
— Здравствуйте, фройляйн лейтенант, — сказал Вася, улыбаясь.
— Добрый день, — невозмутимо отозвалась Брунгильда Шнапс. — Хороший сегодня
денек.
— Несомненно, — отозвался Вася и уставился на ее босые ноги.
— Так и хочется пробежаться, знаете ли, без обуви, — сказала Брунгильда. — Очень
освежает.
— Гм, — несколько двусмысленным тоном произнес Вася. — Вообще-то с кем не бывает.
Смущаться нечего.
— Вот именно, — заявила Брунгильда.
Вася, против ее ожидания, пошел рядом.
— Мы могли бы зайти в офицерский клуб, посидеть, — предложил он.
— Не могу, — отрывисто бросила она. — Я не по форме.
— А вы всегда по форме?
— Нет. Но нам, женщинам, это особенно непростительно. Вы знаете, что вызвало
наибольший скандал в прессе, когда первая бельгийская авиатриса Элен Дютрийе давала
свое интервью?
— Это, простите, когда было?
— Все в том же десятом году... — Она задумалась, опустила голову и тут же вызывающе
вскинулась: — Ну так вот, когда Элен совершила очередной потрясающий полет, пресса
обступила ее и начала задавать вопросы. Ее уже тогда стали называть «Леди-Ястреб» — за
дерзкий характер.
— А что, она кому-то надерзила?
— Она бросила вызов судьбе, — объяснила Брунгильда.
— Давайте про скандал, — попросил Вася.
— Предвкушаете, герр... то есть, товарищ лейтенант? Ладно... В общем, Элен взяла да и
брякнула, что во время полета на ней не было корсета... Публика — просто в шоке!