Выбрать главу

летчики-сдатчики. То, что мы сейчас называем «испытателями». Но уж конечно ей

вежливо отвечали, что полеты — неподходящее занятие для особы женского пола.

Поэтому она занялась спортом.

— Во Франс спорт — дорогостоящее дело, — заметил Ларош.

— В России тоже, — кивнула Брунгильда. — Нужно было иметь собственный аэроплан

— ну, для начала. А еще деньги для переездов, для аренды ипподрома...

— Простите, мадемуазель, ипподром — это ведь место, где выступают лошади? —

перебил Франсуа.

— В те времена — и самолеты. Хорошая посадочная площадка, — объяснила Брунгильда.

— А еще нужно было платить жалованье мотористам, ремонтировать аппарат... Но

Голанчикова рискнула. Она бросила сцену и начала выступать на «Фармане», показывая

чудеса в воздухе. В Риге публика показала себя во всей красе: какой-то идиот из числа

«даровых зрителей» просто ради любопытства бросил в самолет палку. Голанчикова упала

вместе с аппаратом и получила тяжелые ушибы. На Второй военный конкурс аэропланов

в Петербург, где собрались летчики и конструкторы с новыми машинами, Голанчикова

прибыла, опираясь на палку.

— Думаю, она опять имела успех, — вставил Франсуа Ларош.

Брунгильда искоса посмотрела на него:

— Да уж, имела. Смогла полетать на самолетах нескольких типов. Ей охотно показывали

новые машины, позволяли подняться на них в воздух, испытать аппарат после

регулировки или ремонта. В те времена интуиция часто заменяла приборы, а у

Голанчиковой она была исключительная. Она точно умела определять недостатки,

присущие тому или иному самолету. Конструкторы начали прислушиваться к мнению

этой удивительной девушки.

— Сейчас должен появиться прекрасный принц! — вздохнул Франсуа Ларош, в третий

раз наполняя бокалы. — Выпьем за прекрасного принца!

— Это был Энтони Фоккер, поставлявший во время войны самолеты немецкой армии, —

сказала Брунгильда. — Довольно одиозная личность. Богатый голландец, помешанный на

самолетах. В те времена — новатор авиационной техники... и невероятный красавец. И

вдруг он просит фройляйн Голанчикову полетать на его новом аппарате и высказать свое

мнение.

Франсуа Ларош вынул носовой платок и обмахнулся, всем своим видом показывая

безразличие к персоне Энтони Фоккера.

Брунгильда не обратила на эту маленькую демонстрацию ни малейшего внимания.

— Вот Голанчикова взлетает на новом фоккеровском «пауке»... Делает круг над

аэродромом... И тут аппарат кренится влево. У Фоккера щемит сердце: русская фройляйн

сумасшедшая и угробит его драгоценную машину! И тут машина выравнивается...

кренится на другое крыло... снова выравнивается... Фоккер видит, что «паук» способен на

такое, о чем он сам, конструктор, даже не догадывался. Полный успех и полный восторг.

Голанчикова рекламирует его продукцию лучше, чем все другие летчики-мужчины,

вместе взятые.

— Он предложил ей работу? — догадался Франсуа.

— Именно. Голанчикова была одной из тех, кто закладывал основы высшего пилотажа.

Вместе с Фоккером она уехала в Германскую империю и с триумфом потом выступала на

его самолетах по всей Европе. В 1913 году она совершила международный перелет

Берлин-Париж на новом двухместном самолете «Моран-Солнье».

— О, Париж! — обрадовался Франсуа. — Голанчикова побывала в столице мира! Очень

правильное решение.

— Перелет оказался невероятно тяжелым. Трасса пролегала над горно-лесистой

местностью, — задумчиво говорила Брунгильда и как будто видела перед собой не

шумный бурлящий офицерский клуб, а темные леса в сердце Европы. — Стояли туманы.

Земные ориентиры почти не проглядывали. Леденящие дожди, сильные ветры... Дождь

колол лицо, словно булавками. А если бы отказал мотор? Куда сажать машину?.. Но

Морану важно было доказать, что летать на его новом самолете безопасно даже над такой

проблемной местностью.

— Голанчикова сама вела этот самолет?

— Нет, летел опытный французский авиатор Летор. Он сам выбрал Голанчикову

навигатором, сказав, что «у нее глаза как у кошки — видит землю днем и ночью».

Наконец стали садиться — самолет перевернулся, его швырнуло на землю, и он накрыл

пилотов. Они лежали и не могли выбраться, пока наконец им не помогли случайные

прохожие, увидевшие аварию. Это произошло в ста километрах от Парижа.

— Жаль, — искренне огорчился Ларош.

— Их все равно встретили в Париже как триумфаторов. А потом владелец аэропланной

мастерской Федор Терещенко взял к себе Голанчикову на должность летчика-испытателя.

Это случилось 1 декабря 1913 года.

Франсуа нахмурился.

— Дальше по сюжету — война.

— Во время войны Голанчикова передала Российскому Воздушному флоту свой «вуазен».

Она к тому времени была замужем за каким-то купцом... О ее муже ничего толком не

известно. Даже имени не сохранилось. Но это не так уж и важно. К авиации он, вроде бы,

отношения не имел.

— А Голанчикова — так до конца жизни и оставалась авиатрисой?

— Во всяком случае, в России. Она приняла революцию, вступила в тренировочную

эскадрилью ВВС Красной Армии. Совершила даже несколько боевых вылетов, но в

основном учила красноармейцев-пилотов. А затем эмигрировала вместе с мужем —

сначала в Германию, потом в Соединенные Американские Штаты.

— Почему?

— Неизвестно. Наверное, была какая-то причина. В сороковые в Нью-Йорке она работала

таксистом, а умерла в шестьдесят первом, там же. Она удивительно говорила когда-то:

«Мы, воздушные странницы, — самые смелые люди. Вечность задела нас крылом. Пусть

до звезд еще далеко, но вольный сын эфира, аэроплан, поднимает воздухоплавательных

Тамар высоко над землей!»

— Поэтично, — согласился Франсуа. — Кстати, о поэзии... Я на минутку.

Он поставил бокал, встал из-за стола и направился к оркестру. После недолгих

переговоров он вернулся к столику и протянул Брунгильде руку.

— Позвольте вас пригласить на танец, мадемуазель! Никаких новомодностей, никакого

фокстрота, никакого даже вальса.

— Что же вы заказали? — изумилась Брунгильда. — Полонез? Котильон?

— Я заказал «гроссфатер»! — с гордостью объявил Франсуа. — И кстати, должен вас

предупредить, мадемуазель: «гроссфатер» я танцевать не умею, так что вам придется меня

обучать. На лету. Как и положено авиатрисе.

© А. Мартьянов. 17.08. 2012.

19. «Королевская кобра»

14 февраля 1941 года, Райт-Филд, конференция USAAC

Джек Стриклер держался уверенно, внешне — спокойно. Его напарник и «правая рука»,

Дэн Фабриев, постоянно находился рядом — помалкивал, наблюдал за реакцией

слушателей, оценивал.

Оба они, конструкторы фирмы «Белл», представляли на конференции, организованной

Авиационным Корпусом Армии США (USAAC) модель нового самолета.

Это был перспективный истребитель, названный ими «Белл Тип 33».

Военные хотели знать: чем новый самолет отличается от Р-39 — «Аэрокобры», которая

уже выпускалась некоторое время.

— Мы разрабатываем самолет под более мощный двигатель, — объяснял Стриклер. — Но

главное отличие нового самолета от стандартной «Аэрокобры» — крыло. Как видите, это

крыло имеет ламинарный профиль. Его передняя кромка — более острая, а максимальная

толщина профиля приходится не на тридцать, а на пятьдесят процентов хорды.

— Позвольте, — перебил один из слушателей, немолодой полковник, — мы уже