без его участия.
— Я советовался со специалистами, — продолжал Александр Михайлович, — и все они
держатся единого мнения: «Муромцы» разработки Сикорского совершенно непригодны.
Кто такой Сикорский? Недоучка, дилетант! Его аэропланы обладают серьезными
дефектами, которые ведут к неминуемой катастрофе.
— Можно ли просить вас привести пример? — осведомился Шидловский.
— Извольте! — отвечал великий князь, неплохо разбиравшийся в аэронавтике. — Корабль
и особенно шасси недостаточно прочны. Фюзеляж настолько длинен и тонок, что при
крутом вираже не выдержит крутящего момента, создающегося мощными рулями, и
гибель экипажа неизбежна. Расстояние между верхними и нижними планами слишком
мало — будут образовываться вихревые токи, а они породят вибрацию всего корпуса.
Корпус же, как уже говорилось, недостаточно прочен. Шасси, стойки и стяжки создают
сопротивление, уменьшающее высоту и скорость корабля. Плоский профиль крыла не
обладает необходимой подъемной силой — не лучше ли было поставить толстое крыло?
— Таково мнение вашего высочества? — тихо спросил Шидловский.
— Разумеется, я многократно советовался со специалистами! — был резкий ответ
великого князя. — Да если непонятны все эти научные доводы, приведу более простые:
высота полета «Муромца» будет недостаточно большой. А сам корабль — отличная
мишень. Вас будут расстреливать, как уток во время охоты. Такой довод недостаточен?
— У «Муромцев» уже был успешный опыт планирования при остановке всех моторов, —
сказал Шидловский. Он понимал, что нет смысла возражать сразу на все.
— Можете продемонстрировать?
— Извольте.
Командир третьего корабля штабс-капитан Бродович подготовил своего «Илью Муромца»
к полету. Набрав высоту, он выключил один, потом второй, затем и третий моторы.
Помедлив, выключил и четвертый. Самолет продолжал держаться в воздухе, перейдя на
кратковременное планирование. Затем Бродович снова включил мотор и произвел
успешную посадку.
— Штабс-капитан Бродович может показать спуск корабля и при всех выключенных
моторах, — прибавил Шидловский. — Впрочем, боясь совсем их заглушить, он
временами их включал, снижаясь, как говорят летчики, «на тыркалке».
— «Тыркалка»! — фыркнул великий князь. — Господи, о чем мы только говорим! Такой
метод я знаю, он годится, если мотор слабый. А у ваших «Муромцев» — до трехсот сил.
Таковой мотор дает слишком сильный рывок, чего делать категорически не
рекомендуется.
И великий князь сердито замолчал.
— Теперь насчет шасси, — продолжал Шидловский, стараясь не замечать растущего
раздражения собеседника. — Мы весьма долго дискутировали посадку «Муромца».
Практиковался обыкновенно один способ — посадка с большой скоростью и с поднятым
хвостом при дальних заходах. При работе моторов почти на полном газу корабль
выводился на прямую линию против ветра. Снижение доводилось до пятнадцати футов. В
момент пролета кромки аэродрома моторы выключались, и корабль проваливался до
упора колесами.
— Стукался, стало быть, изо всех сил и давал «козла», как говорят ваши летчики, —
заключил великий князь. — Изумительно, учитывая слабые шасси.
— Вовсе не слабые, — возразил Шидловский. — Мы проводили опыт, который можем
повторить хоть сейчас: на крыльях «Муромца» выстраивался весь отряд капитана
Горшкова, все двадцать четыре человека, — и хоть бы что!
— Идет война, а вы тут в игрушки играете, — стоял на своем Александр Михайлович.
— Командир второго корабля, поручик Панкратьев, недавно показал совершенно
инструкторскую посадку, — Шидловский упорно пропускал мимо ушей выпады великого
князя. — Подвел корабль к земле на наименьшей скорости. Это позволило произвести
посадку на три точки — без всяких там «козлов». При подобной посадке командир имеет
в резерве регулировку газом, которая позволяет исправить возможную ошибку в расчете...
А шасси держат. И корабль вполне надежен!
— Я попрошу вас сейчас оставить меня наедине с летным составом, — неожиданно
распорядился великий князь.
Шидловский откозырял и удалился.
— Господа, — обратился к офицерам Эскадры Александр Михайлович, — лично я не
верю в эту авантюру с «Муромцами». Мне жаль вас. Вы все молодые люди, лучшие
летчики российской авиации. И волей судьбы лишены возможности отличиться, получить
чины, награды. Война не каждый день бывает, а вы просидите случай без всякой пользы.
Предлагаю переходить ко мне в легкую авиацию. Там вы получите такие посты, где
сможете в полной мере проявить свои таланты. Записки подавайте до конца этого дня. Все
свободны.
Летчики были ошеломлены. Предложение выглядело заманчивым — как любой соблазн,
— и как любой же соблазн таило в себе подвох. Уверенно и не колеблясь, лишь один
человек подал прошение — капитан Руднев. Никто в Эскадре не сомневался: Руднев
попросту боялся летать на «Муромце» и потому постоянно говорил о недостатках этого
корабля.
21 февраля 1915 года, Яблонна
— С Богом! — Сикорский пожал руку штабс-капитану Горшкову и отступил.
Вместе с Шидловским он провожал «Илью Муромца Киевского» в первый боевой полет.
Было шесть часов утра.
Набрав высоту, аппарат быстро скрылся из глаз.
Погода стояла ясная, почти не было никакого ветра. По земле шли длинные тени. Форты
Ново-Георгиевской крепости видны были из люков, как нарисованные.
Шидловский передал по телефону в штаб крепости о полете «Ильи Муромца». Обычно из
крепости открывали огонь по любому пролетающему аппарату, во всяком подозревая
немца. Несколько раз уже русские самолеты терпели ущерб от русских же стрелков.
Следовало предупредить заранее.
Скоро уже из люков самолета видны были зигзаги укреплений и окопы. Дальше
начиналась «война». Фронт.
Следовало произвести фотосъемку вражеских укреплений. В Эскадре имелась
собственная фотолаборатория, где полученные данные тотчас же будут обработаны. Плюс
к тому, согласно приказам, следовало фотографировать и результаты бомбежек.
Объектом была указана станция Вилленберг. Горшков сбросил пять бомб и, сделав новый
заход, позволил фотографу снять станцию, окутанную дымом разрывов.
Уже в штабе рассмотрели, как прошла бомбежка: все бомбы попали в цель и уничтожили
состав на станции. Заметен был также огонь врага, открытый по кораблю, но никаких
пробоин в корпусе или крыльях «Ильи Муромца» не обнаружили.
— Вот молодцы! — похвалил от души Шидловский. Видно было, что он испытывает
облегчение. — Начало положено, скоро мы покажем, на что способны наши богатыри!
Ноябрь 1915 года, Москва
— Мы исправили все ошибки, допущенные этим дилетантом Сикорским! — горячо
говорил инженер Слесарев. — Наш аэроплан построен с учетом всех новейших
достижений науки. Размеры верхнего и нижнего крыльев одинаковы — это позволило нам
уменьшить количество стоек и растяжек. Профиль крыла значительно полнее. Фюзеляж
короче и толще. Два двухсотсильных мотора. И совершенно оригинальное шасси — два
огромных колеса, смонтированные на особых подвесках, минуя лишние стойки и стяжки.
Эти стойки и стяжки перетянули всего «Муромца» и сделали его неудобоваримым, если
можно так выразиться! Мы же избавились от этих недостатков.
— Как назовете корабль? — осведомился великий князь Александр Михайлович.