«Муромцам»: в свое время он поддерживал идею войны до победного конца и был
отправлен большевиками в отставку. Маялся без средств и без занятия.
— Возьмите на себя материальную часть, Михаил Николаевич, — попросил его
Панкратьев.
— Взять-то я возьму, — засмеялся Никольской, — да кто же мне даст?
— Обратитесь на Русско-Балтийский завод. Я вам бумагу напишу. У меня печать есть.
На заводе Никольской обнаружил семь недостроенных кораблей и, потрясая бумагой,
потребовал закончить работу.
— Заказ от Совнаркома! — заключил Никольской. — Матерьял для строительства будет.
Совнарком обещал, значит, всѐ будет.
6 октября 1918 года, Липецк
Новая Эскадра прибыла в Липецк. Отсюда предстояло действовать против
белогвардейской группы Мамонтова.
Погода портилась, но два «Муромца» поднялись в воздух.
И тут корабль Алехновича — одного из самых старых и опытных военлетов — на высоте
ста метров начал снижение. Облачность была низкой, и «Муромец» держался в воздухе
почти полчаса, не решаясь сесть.
Внезапно Алехнович отдал штурвал вниз. Моторы работали на полном газу, и при таких
условиях Алехнович начал сажать корабль.
Ударившись о снег лыжами-шасси, «Муромец» подскочил вверх, свалился на правое
крыло, перевернулся на левое и превратился в груду обломков.
Вытащили раненых военлета Романова и моториста Иванова. Алехнович был мертв —
обломками винта ему пробило грудь.
Положение складывалось тяжелое — некому летать, некому руководить.
Затем прибыли новые военлеты и с ними новое начальство — красный военлет товарищ
Ремезюк.
Товарищ Ремезюк обладал неиссякаемым запасом энергии и чрезвычайно малым опытом
общения с самолетами.
— Говорите ваши беды, а мы их разрешим! — обычно начинал он свой разговор.
Никольской, по-прежнему работавший с мотористами, сказал ему прямо:
— Главная беда, товарищ Ремезюк, — это горючее.
— Так, что с ним? — насторожился красный военлет.
— Дрянь горючее. Вместо бензина — суррогат: спирт, эфир и чуть моторного масла. При
горении коптит, как в аду, засоряет свечи.
— Решим, — обещал Ремезюк, но ничего не решил.
Нужно было торопиться и начинать учебные аэродромные полеты для выпуска новых
командиров воздушных кораблей.
Февраль 1919 года, Липецк
Партийное собрание было бурным.
Обсуждали возможную вредительскую деятельность бывшего подполковника
Панкратьева.
— Имеется указание, что вы намереваетесь перелететь к белым, — заявил товарищ
Ремезюк. — Более того, склоняете к этому и других военлетов.
Панкратьев молчал.
За него вступился весь личный состав группы: большинство шумно возмущалось, но
выступил председатель парторганизации:
— Мы товарищу Панкратьеву верим, как себе, и берем его на поруки.
Товарищ Ремезюк долго смотрел в глаза своим товарищам по партии и наконец медленно
кивнул.
Через несколько дней Ремезюк вместе с Панкратьевым совершил разведывательный
полет. В знак доверия.
Сам товарищ Ремезюк пытался научиться водить «Муромец», но получалось у него «это
дело» плохо, поэтому он ограничился руководящей ролью.
— Расположение белогвардейских частей мы уточнили, — сказал на общем собрании
товарищ Ремезюк. — Но угроза захвата белыми Липецка остается. Эвакуируемся в
Сарапул...
Весна 1922 года, Серпухов, Высшая Школа Воздушной Стрельбы и Бомбометания
Позади осталась гражданская война.
«Муромцы» не столько воевали, сколько производили разведку или чинились. Трудно
приходилось большим военным кораблям в условиях революционной разрухи.
Ушел из Эскадры Панкратьев — сделался начальником оперативного отдела Штаба
Авиации РККА, одним из авторов организации гражданского Воздушного Флота.
(Через год он погибнет при испытании одномоторного самолета «Юнкерс»...)
А Михаил Никольской был назначен главруком по бомбометанию в Серпуховской
авиашколе.
Последний из уцелевших «Муромцев» стал учебным самолетом.
— Кто это летает? — спросил Никольской своего товарища, артиллериста Маркова.
Изумительно красиво, свободно, смело чертил небо большой воздушный корабль.
Глубокие виражи с такими кренами, каких и не мыслили командиры старой Эскадры...
Огромный «Муромец» слушался неизвестного летчика так, словно был легким маленьким
самолетом.
— Борис Кудрин, — ответил Марков. — Далеко пойдет. Новый летчик-испытатель.
Июнь 1922 года, Серпухов
— Учебное задание ясно?
Кудрин кивнул.
— Так точно! Выбросить боевую бомбу весом в 160 килограммов в районе полигона.
Разрешите лететь? Хочу сам проверить корабль в полете при изменении нагрузки. Все-
таки разница в 160 килограммов...
— Разрешаю, — сказал Никольской.
«Муромец» поднялся.
Набрал две тысячи метров. Вот и полигон — пора сбрасывать... Но бомба не оторвалась
— зависла.
Садиться — невозможно: бомба разорвется. Кудрин сделан несколько кругов над
полигоном. Но каждая попытка оканчивалась неудачей — бомба висела.
— Ребята, бросайте! — крикнул Кудрин. — Что хотите делайте!
Товарищ Лилиенфельд, который должен был сбрасывать бомбу, подозвал механика,
чтобы тот держал его за ноги. Лег на пол, высунулся в бомбовый люк и отцепил наконец
бомбу.
В это время самолет летел близ железной дороги. Бомба разорвалась в пятидесяти метрах
от насыпи.
— Под арест пойду, — прошептал Лилиенфельд, закрывая глаза.
...Обошлось.
Самолет опустился на вспаханную полосу почти на самом берегу реки.
Колеса погрузились в мягкий грунт, корабль остановился, хвост задрало в небо, шасси
подломились, и винты еще работавших моторов разлетелись в щепки.
Это был последний из летавших «Муромцев». Его гибель поставила точку на истории
воздушной Эскадры.
© А. Мартьянов. 04.11. 2012.
33. Бристольский щѐголь
15 сентября 1940 года, Лондон
Газета лежала на столе, обращенная передовицей вверх.
«Гитлер знает, что ему придется либо разгромить нас на Британских островах, либо
проиграть войну. Если мы сумеем выстоять в этой борьбе, вся Европа может стать
свободной... Поэтому давайте приложим все наши усилия и постараемся так выполнить
свой долг перед людьми, чтобы они через тысячу лет, если столько времени
просуществует Британская империя и ее содружество наций, сказали: «Это был их самый
высший подвиг».
Таков был призыв премьер-министра Англии.
И эти слова не прозвучали впустую. Особенно когда начались бомбежки.
Германские бомбы падали на Лондон, систематически разрушая столицу — одну из самых
крупных целей в Европе.
— Насколько я понял, — медленно говорил Уинстон Черчилль, — во время ночных
налетов немецкой авиации на Лондон, нацистам приходится опасаться исключительно
нашей зенитной артиллерии. — Он сделал паузу. — Каким количеством орудий мы
располагаем?
Командующий Истребительным командованием главный маршал авиации Хью Даудинг
кашлянул:
— Насколько я понимаю, именно на Истребительное командование возлагается самая
ответственная сейчас задача: организация противовоздушной обороны Англии.
— Гхм, — высказался Черчилль и замолчал.
Даудинг продолжил с истинно британской невозмутимостью: