— С этими французами не знаешь — плакать или смеяться! — сказал младший лейтенант
Дорошенко своему механику — сержанту Антону Кедрову. — Прямо как дети.
Соревнуются, геройствуют, забывают обо всем — лишь бы пошире хвост распустить!
Кедров хмыкнул.
— Расскажи про этих «детей» тем немцам, которых они сбивают.
Дорошенко покачал головой:
— Никакой дисциплины. Сплошные рыцари без страха и упрека. Каждый рвется
нарисовать на борту своего самолета как можно больше звездочек. Вылетают звеном —
возвращаются поодиночке. Ну посмотри ты на него!
Старший лейтенант Ролан де Ла Пуап легкой походкой шел по аэродрому, а за ним,
подняв хвост, бежала небольшая желтенькая собачка, которую он подобрал еще в
Иваново. Псина была объявлена его личным талисманом, и старший лейтенант перевозил
ее в своем самолете при каждом перебазировании полка.
— Мы тут шутим, а они ведь всерьез верят, что собаки приносят Пуапу удачу, — сказал
Дорошенко.
— Хорошо, что собаки не летают, — засмеялся Кедров.
Де Ла Пуап остановился возле беседующих. Блеснул улыбкой. Собака тоже остановилась,
села. Насторожила остренькие ушки.
— Завтра Неман! — сказал француз. И сделал несколько характерных движений рукой —
показал летящий самолет.
Дорошенко кивнул ему в знак того, что понял, и снова повторил, обращаясь к Кедрову:
— Ну просто как дети.
14 октября 1944 года, Восточная Пруссия
Погода стояла осенняя, то есть, по-простому, — мерзопакостная: распутица, дожди.
Тридцать девятая армия Третьего Белорусского фронта при активной поддержке авиации
двигалась на Тильзит. Немцы огрызались упорно, танки «Германа Геринга» грызли землю
и буравили воздух снарядами.
Передовые части Тридцать девятой армии упорно теснили немцев к реке Неман.
Бои не прекращались и в воздухе. «Нормандцы» вылетали каждый день.
— Отчаянные ребята, — говорил Кедров своему коллеге, старшине Капралову, механику
де ла Пуапа. — Им бы только немцев лупить, а о себе не думают. Как ты со своим не
поседел?
— Он хитрый, — уверенно отвечал Капралов. — Тут кроме собачьей дружбы, — он
глянул на пса, лежавшего на единственном сухом пятачке, под крыльцом КП, — еще два
фактора работают: лучше Яка машины не придумано — это раз, и голова у моего
старшего лейтенанта не только для ношения фуражки — это два.
Французы только вылетели к немцам в тыл, в район Тильзита, чтобы блокировать
аэродром противника. Четыре Яка-3. Когда «нормандцы» приближались к аэродрому
Иукштейн, навстречу им поднялись восемь истребителей.
Командир звена старший лейтенант де Ла Пуап не колебался ни мгновения:
— Атакуем все!
И бросился на ведущую пару Ме-109.
«Яки» превосходили «мессеров». Это тебе не «фоккеры», с которыми приходилось
изрядно возиться. Однажды де Ла Пуапу такой бой едва не стоил жизни... Но что об этом
сейчас-то вспоминать.
Французы не колебались: каждый из ведомых выбрал себе пару немецких истребителей.
Де ла Пуап был впереди остальных и первым догнал и атаковал «свой» Ме.109. Немец в
последний момент отвернул, но де Ла Пуап настиг его очередью.
Второй «мессер» перевернулся в воздухе и рванул в сторону аэродрома. Де Ла Пуап
видел, что этот противник от него уходит. Черт!..
Почти сразу же рядом показался еще один «Як-3» — второй «нормандец», Табюре, сбил
вражеский самолет двумя короткими очередями. Оставляя полосу черного дыма,
«Мессер» перешел в пикирование и врезался в землю на опушке леса возле своего
аэродрома.
Вторая пара французов, Соваж и Баньер, завязала бой с четырьмя «Фокке-Вульф-190».
Имея превышение, Соваж обстрелял с пикирования ведущего, но тот уклонился, и
пушечная очередь не задела его. Соваж поджег немца на выходе из пикирования. После
этого вражеские летчики не решились продолжать бой и скрылись в облаках.
Звено де Ла Пуапа, сбив два вражеских истребителя над их же собственным аэродромом,
вернулась на аэродром «Антоново» без потерь.
Ролан де Ла Пуап был из числа первых добровольцев, которые отправились в Советский
Союз сражаться с общим врагом.
Сейчас таким далеким казался сорок второй год, когда сотни французских летчиков
изнывали от безделья на авиационных базах Ближнего Востока и Африки. Доползали
слухи о том, что в Лондоне и Москве «Сражающаяся Франция» ведет переговоры с
советским командованием... А потом была отправка в Советский Союз.
Самым волнующим впечатлением стала для летчиков встреча с новым для них самолетом.
Французы влюбились в «Як» с самого начала — «Як-1» вызывал у них благодарность, а
«Як-3» — любовь и какой-то почти религиозный восторг.
И сейчас, сажая машину на аэродроме, «хитрый» Ролан де Ла Пуап совсем не выглядел
хитрым: простодушно, как подобает герою и рыцарю, поцеловал свой самолет и сказал
ему: «Спасибо».
16 октября 1944 года
Утром советские войска перешли в наступление. Артиллерия буквально рвала оборону
противника.
На аэродроме «Антоново» готовились к боевому вылету.
Если русских смешила, а иногда и раздражала склонность французов к индивидуализму и
«героизму», то французы с интересом приглядывались к тому, что составляло «образ
жизни советских людей».
Перед выступлением коммунисты провели на аэродроме митинг. Была получена
директива, прочитаны приказы. Красные знамена, намокшие под дождем, зло дергались
на ветру.
Французы охотно приняли участие в митинге.
— Мы и раньше били врага! Будем бить его еще крепче, чтобы приблизить час победы!
Русские хорошо приняли их выступления. Аплодировали и кричали: «Ура!»
Летчики Триста третьей авиационной дивизии и полка «Нормандия» должны были
блокировать аэродромы противника и прикрывать наступающий Второй танковый корпус.
День начался удачно: лейтенант Марсель Альбер (еще один из первых добровольцев)
открыл счет, сбив первый Ме.109.
— Погоди, Марсель, день только начинается, — сказал ему де Ла Пуап, не то в шутку, не
то всерьез.
Во второй половине дня полк «Нормандия» был поднят в воздух, чтобы вместе с другими
частями дивизии прикрывать наступающие советские войска. И уже поздно вечером, еле
живой от усталости, де Ла Пуап все-таки нашел в себе силы нарисовать на самолете еще
три звездочки.
— Удивительный сегодня получился день, — к де Ла Пуапу подошел Марсель Альбер,
тоже черный, пошатывающийся. — Двадцать девять нацистов мы сбили. Двадцать девять!
Командир полка сказал. Они там, на КП, уже подсчитали... И в Москву доложили. Но ты,
Ролан, как всегда, на два шага впереди всех. — Он кивнул на три звездочки, криво
нарисованные старшим лейтенантом.
— Знаешь, что я тебе скажу? — ответил Ролан де Ла Пуап. — Для меня важнее всего —
что мы сегодня без потерь.
— Нам сегодня чертовски повезло.
— В везении ли дело? — Де Ла Пуап коснулся рукой самолета. — С таким истребителем...
— Все, герои, идите отдыхать, — заговорил в полумраке старшина Аверьянов, механик
самолета Альбера. — Наделали тут дел, а нам теперь чинить.
Капралов молча усмехался, глядя на «своего» — де Ла Пуапа.
— Ничего, — сказал де Ла Пуап, рассеянно ероша шерсть на спине подбежавшей к нему
собаки, — если уж в моем ухе дырку заделали, то с самолетами как-нибудь разберетесь.
— Человек более живуч, чем самолет, — заметил старшина.