Вит угрюмо молчал. Все, конец. Повяжут. Свои же сельчане и повяжут.
Прощай, головушка!
– Не убивал я мытаря. – Слова шли горлом, будто кровь: соленые, страшные. – Не убивал. Нету у меня никакого ножа. Чем бы я его пырнул? Пальцем?
Сказал и понял: не верят, хоть вслух и не говорят. Даже Лобаш отвернулся. Губы жует. Если уж лучшие друзья не верят – чего от других ждать-то?!
– А ты в село не ходи! – заявил вдруг Крист. Глаза Пузатого загорелись. – Ты лучше в бродяги подайся. Или в разбойники! Они тебя возьмут, ты ведь теперь тоже разбойник!
Лобаш молча хлопал коровьими ресницами. Поворачивался то к Виту, то к Кристу. Словно впервые обоих увидел. Да и Вит малость ошалел от идеи заклятого дружка. А что? – подумалось. Прав Крист! Одна дорога: к лихим людям. По которым плаха плачет. Эти не выдадут. Только где их найти? Да и боязно из села уходить. Очень хотелось повидать напоследок мамку. Как она там, после кнута? Повиниться, попрощаться, а дальше – куда глаза глядят.
Что-то сладко оборвалось внутри, заныло в предчувствии… чего? Вит не знал: чего.
Нового? небывалого?!
– Крист, ты мне друг? – очень серьезно спросил мальчишка.
Пузатый моргнул:
– Ну! Только в разбойники я с тобой не пойду. Меня мамка убьет…
– Да я не о том! – с досадой поморщился Вит. – Ты меня не выдашь? Домой я вечером пробраться хочу. Не могу я так уходить… не простившись.
– Могила! – горячо заверил Крист, пыхтя. – Чтоб я сдох!
Что правда, то правда: Пузатый – могила. Врединой был. Дразниться любил. Шкодничал. Но доносить – никогда. Раз, помнится, вместе озорничали: веревкой дорогу впотьмах перетянули. Ждали, кто перецепится да носом землю вспашет. Дождались. Добро б тетка какая или мужик пьяный. Парни молодые с гулянки шли. Двое таки перецепились. Вспахали. Ох и удирать потом пришлось! Вит убежал, парни в темноте даже не разглядели, кто это был, – а Криста поймали. Бока намяли крепко, от души. Требовали дружка выдать. Не выдал Пузатый. Врал напропалую, молол, что на язык попадет, орал, когда били, но – не выдал. На этот счет Вит мог быть спокоен.
– Спасибо, Крист. Ты настоящий друг.
– А я?! А я?! – обиделся Лобаш.
– И ты! – заверил Вит верного дурачка. – Ты, Лобаш, мне ночью заднюю дверь открой. Хорошо?
– Дверь? Дверь? Открою! Открою дверь!
– Только смотри, помалкивай. И не проспи. Как все уснут, подожди немного – и щеколду откинь.
– Да! да! Лобаш щеколду откроет. Откроет!.. Вит? А, Вит? – Похоже, в голову к Лобашу пришла мысль (случай редкий!), и сейчас бедняга изо всех сил пытался выразить ее словами. – Вит, а когда ты… в разбойники! в разбойники когда! – ты нас душить не придешь? Не придешь?
– Ты что, Лобаш! Я, может, и не пойду в разбойники. Бродягой стану. Или где подальше пастушить наймусь. А пусть и в разбойники – зачем мне тебя душить?!
Дурачок искренне обрадовался:
– Меня не будешь?! А батьку? А Казимира? А Томаса? Не будешь душить? Не будешь?
– Не буду, Лобаш! Честное слово! – Вит не удержался: рассмеялся.
Жаль, вышло грустно.
– Ты хороший, Вит. Я знаю. Ты хороший. Ты нас не тронешь. Лобаш дверь откроет. Откроет! А мытаря… мытаря ты правильно убил! Правильно!
Полоумный сын мельника Штефана всплеснул руками. Рассмеялся.
– Он плохой! Плохой! Был.
XII
Дождавшись ночи, Вит на всякий случай двинулся в обход села, мимо старого кладбища. Кто его на погосте караулить станет?! Береженого Бог бережет. Опять же, через село идти – собак дразнить. Разбрешутся спросонья… А мертвяков бояться – дурное дело.
Мертвяки, они смирные: лежат себе.
Луна сгинула в трясине туч; звезды разбежались, укрылись за холмами. Тем не менее Вит ни разу не оступился и вообще: шел, как к себе домой. Парнишка улыбнулся глупым мыслям. Конечно, домой. Лишь бы «курий слепень» не схватил поперек. Однако Вит давно уяснил: дважды подряд его «хватает» редко, а трижды – никогда. Столбун был вот-вот, а накануне еще и дергунец случился, возле Кристовой хаты.
Значит, все в порядке.
Через забор он перемахнул играючи (впервой ли?!); и Хорт с Жучкой, хоть проснулись, сразу признали. Молодцы, лохматые… ну давай, почешу за ухом… Только с дверью загвоздка вышла. Заперто. Видать, уснул Лобаш – как ни клялся, дурачок, как ни божился, а уснул. Водилось за ним: ляжет на минутку, глядь – уже дрыхнет без задних ног! С колоколами не добудишься… Вит знал за дурачком такой грех. Лобашу хоть кол на голове теши: вылетает из нее все. Отвлекся – пиши пропало.
«Через окно лезть придется. Ладно. С мамкой проститься все одно надо…»