Захват стал сильнее, и Кхарн задался вопросом, не может ли Ангрон читать его мысли, — поговаривали, что некоторые из обнаруженных примархов обладают этой способностью. Гигант медленно поднес вторую руку к голове Кхарна. Даже при столь скудном освещении Астартес мог видеть растрескавшуюся корку запекшейся крови, покрывавшую пальцы примарха. Ладонь сжалась в дрожащий от напряжения кулак, который, казалось, нависал над десантником целую вечность, прежде чем раскрыться в подобие птичьей лапы.
Кхарну не составило труда понять, как именно будет нанесен удар: в его глаза вонзятся пальцы, достаточно сильные и крепкие, чтобы проломить кости глазниц и проникнуть в мозг, а большой палец тем временем проткнет гортань. Затем примарх сожмет ладонь и одним движением выдернет всю лицевую часть его черепа, а то и оторвет голову целиком. Конечно, кости Астартес довольно крепки, и хватит ли Ангрону силы проделать этот трюк? Рассудив, Кхарн решил, что, скорее всего, хватит.
Но удара так и не последовало. Вместо этого примарх пригнул голову; его оскаленное лицо горгульи все приближалось и приближалось, пока губы гиганта не оказались возле самого уха десантника.
— Почему? — В шепоте могучего воина слышался лязг танков, идущих по гравию. — Я же вижу, для чего ты рожден. Ты создан, чтобы проливать кровь, так же как и я сам. Ты рожден ничуть не более обычным человеком, чем я. — Раздался протяжный озлобленный рык. — Так почему? Почему у тебя нет Триумфальной Веревки? Почему нет оружия? Почему вы умираете столь безропотно? Ты хоть понимаешь, какая кровь течет у меня в венах?..
Прижимаясь к щеке десантника, примарх не мог не обратить внимания, что тот улыбнулся, и отшатнулся, чтобы посмотреть на Кхарна. Глаза Ангрона на мгновение сузились, превратившись в узкие щели, а затем вновь широко, гневно распахнулись, и гигант вновь с силой впечатал воина в стену. Кхарн почувствовал, что сжимающие его горло пальцы дрожат от едва сдерживаемой ярости.
— Что такое? Почему ты скалишь зубы? — Очередной удар об стену. — Почему смеешься?
В конце фразы голос Ангрона вновь сорвался на всесокрушающий рев, от которого зазвенело даже в ушах Кхарна, даром что они были куда крепче человеческих. Пытаясь прийти в себя, десантник вдруг понял, что вопрос вовсе не риторический. Ангрон ждал ответа.
— Я… — Кхарн и сам услышал, насколько хрипло и слабо звучит его голос, — я горжусь собратьями по Легиону.
Десантник сглотнул, чтобы попытаться смягчить пересохшее горло, перед тем как продолжит говорить, но раньше, чем он успел сделать вдох, его оторвали от стены и отбросили в сторону. Описав в полете длинную дугу, он упал на чей-то остывший изуродованный труп. Набрав воздуху в легкие, воин ощутил сильный смрад крови и кишок. Определить, кому принадлежит тело, Кхарн не сумел.
В такт рычащему дыханию зашлепали по каменному полу босые ноги Ангрона. Затем примарх прыгнул и приземлился на корточки возле пытающегося подняться десантника. На сей раз могучая ладонь сжалась на лице Кхарна и заставила того принять полувертикальное положение так, чтобы он мог смотреть примарху прямо в глаза.
— Гордишься? — Ангрон пошевелил губами, будто что-то пережевывая. — Твои братья. Не воины. Никто из вас не желает сражаться. Почему… вы… — Схватившись одной рукой за голову, Ангрон с трудом выдавливал из себя слова: — Как… ох-х… как может… н-н-н…
Схватив Кхарна за тунику, он поднял его и снова бросил на пол. Чьи-то изодранные останки брызнули кровью, когда Астартес упал на них сверху.
— Никакой гордости! — проревел Ангрон, и Кхарну подумалось, что примарху и голоса вполне хватит, чтобы окончательно переломать ему все кости. — Не было никакой гордости в тех безмозглых и безвольных братьях, что приходили сюда! Тупые, отрешенные взгляды, точно у волов на бойне! Ни один не сражался! А мои братья… мои братья и сестры, ох…
Рука, сжимавшая грудь Кхарна, убралась, и, когда в его глазах немного прояснилось, он поднял взгляд. Ангрон больше не смотрел в его сторону. Примарх сидел на корточках, прижимая ладонь к лицу. Он что-то говорил, но его голос, хотя все такой же громогласный, стал неразборчивым, и в нем прорезался четкий акцент. Кхарну пришлось напрячься, чтобы разобрать слова.
— Мои бедные воины, — бормотал Ангрон, — мои утраченные братья.
Опустив руку, примарх посмотрел Кхарну в глаза. Во взгляде гиганта все еще читалась ярость, но теперь она была сдерживаемой, подобно огню в печи, а не пылала прежним алым пожаром.