И теперь ей снова бросили вызов. Проще всего было бы пойти путем, указанным Имрилией: устремиться в атаку, разразившись воинственным кличем. Геркаази никогда не хватало ума и терпения, чтобы хотя бы на мгновение остановиться и подумать. Порой Кендел и себя ловила на том, что в силу привычки и закоснелости принимает поспешные решения. Вот почему она и выбрала Лейлани своим адъютантом: порой Рыцарь видела в ней, словно в зеркале, молодую себя и старалась постоянно держать ее как можно ближе, чтобы хотя бы временами будить уснувшее в душе ощущение чуда.
Вот только как постичь то, что сейчас вершилось перед ее глазами?.. К ним обращался не кто-то, существующий здесь и сейчас, а голос из дней, что еще не наступили. Вестник из будущего? Как бы ни старалась Амендера смириться с этой мыслью, все равно та казалась совершенно невероятной, невозможной. Но, с другой стороны, они сейчас находились в варпе, а тот сам по себе являлся царством весьма странных вещей. В нем воедино сплетались эмоции и материя, фантазии и реальность. Если здесь искажалось само пространство, почему не могло измениться и время?
— Здесь и сейчас, — кричали псайкеры, — из своего «небудущего» я вглядываюсь в зыбучие пески прошлого, — все тела одновременно поднесли по два пальца к своим подбородкам, — чтобы поговорить.
Геркаази застыла на месте, перехватила рукоять меча и, развернувшись на пятках, рассекла ведьму, оказавшуюся на расстоянии удара. Она пока не замечала псайкеров, обступивших сестру Лейлани, умоляюще протянувших свои руки, заглядывающих в глаза. Кендел подошла к послушнице, еще не придумав, что делать.
— Ты знаешь меня, — говорил гештальт, и его лица вновь начали изменяться. — Смотри. Смотри!
В этих произнесенных нараспев словах, в их модуляции и манере речи было нечто пугающе знакомое и в то же время — нет. Почему-то казалось, что этот голос должен звучать моложе. У Рыцаря перехватило дыхание, когда лица коллективного разума закончили свое изменение и обрели постоянство. Кендел почувствовала, как у нее холодеет внутри от страшного предчувствия.
— Ты знаешь меня, — повторили лица, каждое из которых зеркально повторяло черты самой Лейлани Моллити.
Послушница закричала в ужасе, разглядывая окружающих ее людей. Не было никаких сомнений, что их облик имитирует ее собственный, вот только так, словно бы она прожила долгую, полную невзгод жизнь. Она видела себя такой, какой могла бы стать примерно к ста годам. Тембр голосов пробудил в ней воспоминания о матери. Сходство с этими тварями было непостижимым, пугающим. И Лейлани не могла отрицать: голос был ее собственным. Она попятилась, выронив огнемет из дрожащих пальцев:
— Но… как это возможно?
Весь хор разом вздохнул и ответил:
— Мне пришлось совершить ужасные поступки, чтобы попасть сюда. Заключить договоры и союзы, навсегда изувечившие мою душу.
— Мы Неприкасаемые, — просипела Лейлани. — У нас нет души.
— Еще как есть, — ответили ей. — Иначе мне нечего было бы принести в жертву, я не имела бы нужной валюты, чтобы расплатиться за это путешествие.
Лейлани увидела, что оба Рыцаря Забвения смотрят на нее с неприкрытым ужасом и изумлением. Голос же продолжал звенеть подобно колоколу:
— Эту цену я… ты заплатила охотно. Доверься мне. Отведите меня к нему, и вместе мы сумеем построить Вселенную, где не будет…
Раздался странный звук; его нельзя было назвать ни воем, ни хрипом, ни криком — он объединял в себе все три эти составляющие. Он сорвался с губ Геркаази, лицо которой скривилось в гримасе ненависти и гнева. Ее возмущение было столь велико, что Рыцарь Белых Когтей просто не могла больше сдерживаться. Ее свободная рука выписывала в воздухе яростные пируэты.
«Предательская сучка! — Ее пальцы двигались настолько быстро, что понять, о чем она говорит, было непросто. — Если это порождение безумия говорит правду, значит, ты стала якшаться с ведьмовским отродьем! Ты оступилась от присяги, принесенной Трону Терры и Императору!»
Лейлани пыталась найти хоть какие-то слова, но мысли ее путались. В конце концов, ведь и говорила с ними сейчас не она, а лишь некая ее инкарнация — женщина, какой она могла бы стать. И все-таки, видя всех этих псайкеров, носящих ее лицо, она не могла сдержать дрожь. Если все это правда, то какую же цену ей пришлось заплатить, что за договоры, о которых упоминала «старшая она», понадобилось заключить? Заигрывание с ведьмами явно должно было стать самым незначительным из ее проступков; чтобы создать мост через варп, требовалось самое черное колдовство. Ген парии надо было выжечь из ее ДНК. Ей самой требовалось стать частичкой коллективного разума, чтобы пробить брешь в пространстве и времени. Что же такое должно было произойти, чтобы подобный шаг показался ей оправданным?