— О жреце, который утром пробовал лечить Панчу. Он сказал, призванная им богиня не считает, что Панча человек!
Да, подумалось Ханнеру, зная такое, поневоле почувствуешь себя неуютно среди чародеев. Интересно, почему богиня так думает, и не в этом ли причина, что Алладия не может дозваться Унниэль? Договор, заключенный в конце Великой Войны, гласил, что только люди могут призывать богов.
— А сны? — продолжала Мави. — Почему им снятся эти сны? И что они значат?
— Сны снятся не всем, — заметил Ханнер.
— Большинству снятся. И какие жуткие: падения, огонь, погребение живьем… Это все как-то не знаю… слишком.
— Да, наверное, — согласился Ханнер, глядя на закрытую дверь.
Там, в комнате, что-то вдруг громко хлопнуло. Мави вздрогнула. Ханнер снова взглянул на дверь столовой, но с места не тронулся.
Ему очень хотелось усилием воли распахнуть дверь и увидеть, что там творится, — но он отказывался пользоваться своей силой.
Если она вообще его. Никто не знал, что стало причиной Ночи Безумия; чародейство вполне могло оказаться деянием какого-нибудь сумасшедшего мага.
— Ты думаешь, это навечно? — спросила Мави.
Ханнер удивленно повернулся к ней.
— Что, как я думаю, навечно?
— Чародейство. Может оно быть временным?
— Это все намного упростило бы, — улыбнулся Ханнер.
— Я сегодня осталась тут, в надежде, что оно вот-вот пройдет. Мне хотелось быть рядом, чтобы помочь, когда все закончится, — понятно ведь, люди расстроятся. И еще я думала, что отведу Панчу домой. Но ничего не кончается.
— Не кончается, — согласился Ханнер. — Во всяком случае, пока.
Но может кончиться в любой момент. Им не дано это знать. В том-то и дело с магией — она нелогична. Порой она вполне предсказуема, и ею можно пользоваться, и на нее можно полагаться, но иногда она ведет себя странно. Маг может сотворить живую тварь из перьев и косточек, может щепоткой пыли и словом погрузить человека в сон — и где в этом логика? Более ста лет назад в Малых Королевствах в простенькое огненное заклинание вкралась ошибка — и что же? Говорят, столб огня горит до сих пор без всякого топлива. Как такое возможно? Почему слезы девственницы необходимы для некоторых чар, а стоит той же девушке выйти замуж — и от ее слез такая же польза, как от простой воды?
Волшебство — самая непонятная магия, но где логика в колдовстве — почему определенные амулеты веками действуют безотказно, а потом вдруг перестают действовать? А другие амулеты, кажется, точно такие же, не работают вообще или работают совершенно иначе.
Или служение богам — почему боги откликаются только на некоторые молитвы? Почему они слышат одних людей и не слышат других? Почему на призывы жрецов порой откликаются демоны?
Магия недалеко ушла от безумия — а в случае с чародей— ством разница изначально не была заметна вообще. Чародеи, что крушили город в ту первую ночь, определенно казались сумасшедшими.
Так откуда им знать, чего ждать от чародейства? Дядя Фаран заперся там и пытается найти в нем смысл — а что, если смысла-то и нет? Что, если оно возьмет и исчезнет так же внезапно, как появилось? Что, если оно изменится? Что, если будет еще одна Ночь Безумия, но пораженными окажутся совершенно иные люди?
А впрочем, такова жизнь. Даже когда Ханнер в полной безопасности спал, бывало, в своей уютной постели во дворце, в любую секунду какой-нибудь сумасшедший маг мог превратить его в камень, или в кота, или просто убить.
Даже и без магии его сердце может просто остановиться, он может заболеть горячкой, как его мать, и через неделю умрет.
Нужно просто не падать духом, двигаться вперед и не отступать, стараться понять жизнь и ее правила и не идти против новых, если старые изменились.
С чародейством все точно так же. Оно может исчезнуть в любой миг, но пока оно есть — полезно знать, что оно такое и как им пользоваться.
Он должен быть там, разбираться во всем вместе с дядей Фараном… но тут Ханнер взглянул в темно-карие лучистые глаза Мави.
Дядя Фаран выставил его прочь — вот пусть теперь и побудет немного без него.
— Хочешь, я провожу тебя домой? — предложил он. — Подальше от этих чародеев…
Она улыбнулась:
— Я очень этого хочу.
Альрис захохотала.
— Ну вы, парочка, — сквозь смех выговорила она, — а что, если я попрошусь с вами? Испорчу вам все веселье, да?
— Ну конечно же, нет! — Мави повернулась и протянула ей руку. — Ты нас очень порадуешь, если пойдешь.
В первый момент Ханнер не сказал ничего. Он был занят: старался не убить сестру взглядом. Альрис смотрела на него.