Вспыхнуло народное восстание, известное в истории как «медный бунт» 1662 года.
«А были в том смятении люди торговые, и их дети, и рейтеры, и хлебники, и мясники, и пирожники, и деревенские, и гулящие, и боярские дети», — свидетельствовал тот же Котошихин. С восставшими расправились прежестоко: семь тысяч казнили, пятнадцать — отправили в ссылку.
Не успели еще перевесить бунтовщиков, как по царскому повелению «для сыска серебряных руд» уже пробирались по диким местам ил севере и востоке в одиночку и группами рудознатцы, стрельцы, охочие люди, иноземные мастера. Они искали серебро на Новой Земле, на Канином Носу, в Приполярном Урале, на Югорском Шаре, в Башкирии. Особенно внушительной была экспедиция во главе с московским подьячим Силиным, а затем думным дворянином Яковом Хитрово. За несколько лет отряды этой экспедиции, состоящие из сотен и сотен людей, исходили многие тысячи верст по Уралу и Зауралью. И все напрасно — серебро как сквозь землю провалилось…
Новые и новые группы рудознатцев уходили все дальше и дальше на восток. И уже в самом конце XVII века в диком Забайкалье, на реке Аргунь, набрели на древние копи. Когда-то, так давно, что рудные отвалы успели зарасти многовековыми деревьями, какой-то неизвестный народ добывал здесь руду и плавил серебро. В старых копях нашли деревянную лестницу и остатки древних горных инструментов. В самом начале следующего — XVIII столетия построили на Аргуни серебряный рудоплавильный завод, который назвали Нерчинским.
Но первые полсотни лет добыча серебра здесь была столь незначительна — всего несколько пудов в год, что едва окупала расходы. В двадцатые годы XVIII века завод дал даже 46 тысяч убытка, а с 1731 года серебро «за пресечением руд» вообще не плавили. Только позднее, уже при Екатерине II, стали получать ежегодно по нескольку сот пудов нерчинского серебра. Пока же Нерчинск не спасал положения. Недостаток серебра вынуждал правительство идти на прямое мошенничество. Так, в мае 1726 года по инициативе светлейшего князя Александра Меншикова стали чеканить монету из отвратительного сплава серебра с дешевыми металлами и мышьяком. Даже слитки этого сплава, пролежав некоторое время на Монетном дворе, начали разрушаться, выделяя черную жидкость. Василий Татищев, бывший тогда одним из руководителей московского монетного двора, запротестовал против «вымышленных» полудержавным властелином «вредительских денег», за что едва не угодил в ссылку. Население отказалось принимать «меншиковскую монету», и в феврале 1727 года появился указ, запрещавший чеканку этих денег.
Воцарилась Анна Иоанновна, и в России начал властвовать ее фаворит Бирон — «большой охотник до роскоши и великолепия». И сама Анна вернулась из нищей Курляндии с ненасытной жаждой всевозможных развлечений. При Пей русский двор стал первым в Европе по блеску и роскоши. За границу уплывали миллионы рублей, и именно серебряных — других в Европе не брали — на чрезмерно дорогие капризы Бирона, императрицы и придворного окружения. При Анне двор тратил в пять-шесть раз больше денег, чем при Петре I. Доходы же отнюдь не возросли. «При неслыханной роскоши двора, — писал один из европейских посланников, — в казне нет ни гроша, а потому никому, ничего не платят».
Елизавете Петровне досталась гигантская империя с десятками миллионов подданных, обширными плодородными землями, многочисленными заводами и фабриками и… совершенно пустой казной. А Елизавета тоже любила и умела повеселиться. Ей больше нравился, блеск власти, чем сама власть. Заняв русский престол после длительного ожидания, она превратила свою жизнь в бесконечный праздник — в маскарады, балы, загородные прогулки. Она не знала предела в мотовстве и, по выражению В. Ключевского, жила «в золоченой нищете», ибо в первые годы ее царствования в казне часто не бывало ни гроша.
Восстановленный Елизаветой Сенат постоянно занимался тем, что пытался собрать в казну всю серебряную монету. Многочисленные указы настойчиво требовали от всех, кто имел серебряные деньги, сдать их в обмен на медные. За утайку серебра и золота, которые считались отныне принадлежностью государственной казны, полагалось наказание. За тайную сплавку монет в слитки Сенат грозил самыми жестокими карами. Того же, кто занимался тайной добычей драгоценных металлов, ожидала не просто смерть, а мучительная казнь.