Вслед за Каннингемом можно поставить Кэмпбелла, родившегося в 1822 году. Он не был выходцем из крестьян, но хорошо понимал и симпатизировал им. Отлично зная гэльский язык, он исходил весь запад Шотландии и острова, как Джордж Борроу и его персонажи, слушал песни и баллады и записывал их. Поэтому в его произведениях мы находим эти баллады очень близкими к оригиналу.
Есть еще Дуглас Грэхэм, которого называли «шотландским Рабле». Он начал свою карьеру торговцем, со временем стал глашатаем в Глазго. Его magnum opus[4] – детальный рассказ о якобитском восстании, в котором он лично принимал участие. Грэхэму мы обязаны появлением истории об остроумных проделках Джорджа Бьюкенена, королевского шута.
Нельзя не упомянуть и о Роберте Чемберсе, чья известность в качестве книгоиздателя несколько затмила его по праву заслуженную славу писателя, Хью Миллере и многих других. Литература забирает жизнь у предания, а потом бальзамирует мертвое тело. Какие же истории тогда занимают место, как исконно крестьянские сказания, хотя и принадлежат к периоду упадничества, старых историй, содержащих элементы сверхъестественного и утративших доверие? Что ж, есть разные рассказы, не слишком сильно испытывающие доверчивость читателей. Ну, например, это повествования о сражениях прошлого и какой-нибудь местной речушке, воды которой три дня после окончания боя имели кроваво-красный цвет. Или рассказы о спрятанных сокровищах: Джок из Хевистока убил английского рыцаря, который похоронен в своих серебряных доспехах недалеко от лагеря Агриколы[5]. Есть еще сокровище, завернутое в бычью шкуру и зарытое где-то на соседнем холме. При этом довольно подробно описывается, как его спрятали два брата во время войны, причем точно в центре между двумя ориентирами, но известен только один из них. Третье сокровище локализовано более определенно. Поле, на котором оно зарыто, хорошо известно. Но если туда придет кто-нибудь с лопатой и начнет копать, небо потемнеет, загремит гром, вспыхнет молния. (Эта история расположена в опасной близости от суеверий.) Есть и другие сокровища, с которыми, даже если на них случится наткнуться, лучше не связываться. Предполагается, что они были зарыты во время чумы, вероятно в качестве жертвы для умиротворения некой высшей силы, и с ними похоронена страшная инфекция. Если сокровища выкопать, эпидемия вполне может разразиться снова. В прибрежных районах место кладов обычно занимают затонувшие корабли с сокровищами. Есть еще истории о таинственных пещерах, куда люди входят и больше никогда не выходят. В одну пещеру такого типа, как утверждают, попал охотник на коне и свора собак – они преследовали лисицу. Но нет никаких сведений о том, что кто-нибудь из них – лиса, собаки, охотник или конь – оттуда вышел. В другую пещеру вошел дудочник и сгинул в ней вместе со своей дудочкой. Говорят, что у входа в пещеру еще долго можно было слышать музыку. Сначала она была громкой и веселой, потом постепенно стала тише и более меланхоличной и вскоре стихла вовсе. Есть еще истории о подземных ходах огромной длины – иногда их создание приписывают монахам, – соединяющих древние замки или религиозные учреждения. Также существуют современные разновидности рассказов о героях – об их сражениях и приключениях. Самым распространенным является рассказ о необыкновенном прыжке, совершенном героем, уходящим от погони. Есть еще рассказы, характерные для определенной местности. В качестве примера можно привести историю о скептичном деревенском джентльмене, имевшем обыкновение насмехаться над местным священником. Будучи человеком последовательным, джентльмен завещал, чтобы его похоронили в сводчатом склепе, сидящим за столом с длинной глиняной курительной трубкой в зубах. На столе должна стоять бутылка и стакан. Другой нечестивец, промотав все свои деньги и земли, решил свести счеты с жизнью. Для этого он ослепил любимую кобылу и поехал на ней к обрыву. Там он пустил лошадь в галоп и приготовился прыгать вниз. Но на самом краю обрыва слепая лошадь инстинктивно почуяла опасность и сумела отвернуть в сторону. Он снова попытался заставить лошадь совершить смертельный прыжок, но она снова отказалась. Говорят, что после третьей попытки он понял, как много ошибок совершил, вернулся домой и стал вести праведную жизнь. И наконец, есть истории об убийствах, причем их не следует объединять с бульварными романами, поскольку они никогда не опускались до такого уровня вульгарности. Конечно, в них проливается кровь, причем часто проливается свободно, но одновременно всегда присутствуют такие черты, отличающие их от низкопробной литературы, как фантазия, поэтичность образов и окружающих пейзажей. Все это отличает указанные произведения от бульварного романа и возвышает до уровня поэтической трагедии.