– Бедный странник, который заблудился и просит убежища, – ответил голос при дверях.
– Да хранит Господь странника, – ответил Педро Итурриос. – Войди. Кем бы ты ни был, двери басков всегда открыты для странника.
Незнакомец вошел. Молодые люди встали, и Антонио подошел к незнакомцу, чтобы заняться им. Каталина оставила веретено и поставила на стол тарелку. Глава семьи жестом пригласил незнакомца сесть на скамью возле очага – на почетное место, предназначенное для самого старшего члена семьи, но которое всегда уступают гостю или страннику.
Пришедший, судя по одежде, был паломником. На вид ему было около пятидесяти. У него была густая, снежно-белая борода, смуглое лицо, вьющиеся волосы. Во взгляде читалось смятение. Его конечности были сильны и красивы, но сам он выглядел усталым и изнуренным. На нем была сильно изношенная грубая одежда, большая фетровая шляпа прикрывала его голову, опирался он на длинный посох.
Хозяин предложил паломнику сесть за стол и разделить вместе с ними ужин.
Когда ужин закончился, Педро Итурриос попросил незнакомца помолиться за них на сон грядущий и тот дрожащим голосом стал творить молитву. Как только паломник закончил молиться, послышался глубокий вздох, который заставил всех обернуться. Инесса стояла, охваченная ужасом. Ее глаза потускнели, а веки широко раскрылись. Бледные и потрескавшиеся губы невнятно шептали. Она вытянула руки и, казалось, призывала к себе кого-то, кто находился очень далеко. Она простояла так несколько минут, к великому удивлению всех присутствующих. Затем она медленно повела головой и упала обратно в кресло, застыв там в прежнем положении.
– Инесса, – ласково сказала Доминика. – Ты чего-нибудь хочешь?
– Ничего, сестра. Я не хочу ничего. Я видела радостный сон, но ему никогда не сбыться.
И она снова погрузилась в прежнюю тихую задумчивость.
– Бедная мое дочь, – всхлипнув, прошептала Каталина.
– Давай попрощаемся, мама! – ответила Инесса, печально смотря на мать. – Жизнь быстро угасает, и скоро я уйду, чтобы встретиться с моим любимым!
Каталина взяла руки своей дочери и стала страстно их целовать.
– Твоя дочь больна? – спросил паломник у Педро,
– Гнев Божий снизошел на этот дом, – ответил тот. – Благословим святое имя Его и покоримся его любящей воле!
Глаза паломника наполнились слезами, он был растроган благочестивым смирением старика.
– Можешь ли ты рассказать о причине ее болезни? – спросил паломник.
– Говорят, что она умирает от любви.
– Бедное дитя, – прошептал паломник.
– Ты прав – бедное дитя! – ответил старик. – До этого печального события она украшала мою старость и радовала мое сердце!
– Может быть ее покинул возлюбленный?
– Нет. Ее возлюбленный – благородный и честный человек – был одним из наших соседей.
– Что же с ним случилось? – продолжал расспрашивать паломник.
– Он умер, – сказал старик, ссутулившись и опустив голову. – Он умер, когда многолетняя вражда между нашими семьями начала угасать и когда, узнав о его благородном поступке по отношению к моей дочери, я готов был принять его в свой дом. Увы! Ненависть – это ужасное чувство. И за то, что я слишком долго сохранял ее в сердце, меня наказал Господь. Благословенна будь Божья справедливость за такое примерное наказание!
– Как же он умер? – не отступал паломник.
– Он умер смертью, которую я желал бы своим сыновьям – на поле битвы.
Паломник медленно повернул голову и посмотрел на Хиля, который чувствовал себя неловко и сидел молча, не осмеливаясь взглянуть на сестру.
– Ты сказал, что он погиб на поле битвы? – спросил паломник, немного помолчав.
– Да, именно так, – ответил Педро.
– Сражаясь с врагами?
– Да. Сражаясь с врагами нашей страны.
Странник в очередной раз посмотрел на Хиля де Итурриоса.
Антонио подошел к отцу и внимательно слушал разговор между ним и незнакомцем.
– Кто тебе об этом сказал? – снова спросил паломник.
– Мой сын, который видел, как он умирает!
– Кто из них? Тот юноша, который нас слушает, или Хиль, который погрузился в свои мысли?
– Хиль! – сказал старик, удивленный нескромным любопытством незнакомца, а еще более тем, что тот знает имя его сына.
– В таком случае Хиль Итурриос тебе солгал, – громко сказал паломник.
– Хиль Итурриос никогда не лжет! – воскликнул первенец семьи, вскочив на ноги и грозя пришельцу кулаком.
– Ударь, рыцарь! Ударь меня в лицо. В мое морщинистое лицо. Один раз ты это уже сделал! – слазал паломник, наклонившись.
При виде такого евангельского смирения рука молодого человека бессильна опустилась.