– Рыцарь! – воскликнул паломник. – В присутствии твоих родителей я обвиняю тебя в гнусном убийстве.
Все вздрогнули, услышав эти слова. Инесса выпрямилась и пристально наблюдала за происходящим.
– Это ложь! – в бешенстве крикнул Хиль. – Тебе повезло, что ты под крышей нашего дома и что ты уже стар, иначе я продырявил бы тебя мечом!
– С каких это пор мои сыновья забыли о законах гостеприимства? – сердито крикнул Педро Ирурриос. – Садись, Хиль, и молчи. Тебя обвиняют в преступлении. Сеньор, – добавил он, обращаясь к паломнику, – вы предъявили серьезное обвинение. Вы можете это доказать?
– Могу хоть сейчас, если вы этого желаете, – ответил паломник.
– Немедленно начинайте, – сказал старик и лицо его приняла достойный вид, подобающий судье, который вершит неумолимое правосудие.
– Я обращаюсь к тебе, Хиль де Итурриос, гипускоанский рыцарь. Кого ты встретил в долине Артикусы около четырех месяцев назад? – громко спросил паломник.
Хиль вздрогнул и с ужасом посмотрел на незнакомца.
– О чем вы разговаривали с Хуаном де Арпидэ? Не предложил ли он тебе заключить мир?
– Да, – тихо ответил обвиняемый.
– Не обещал ли он тебе искреннюю дружбу?
– Обещал.
– И не оскорбил ли ты его, вместо того чтобы принять предложение?
– И это тоже правда, – растеряно ответил Хиль.
– И вдобавок к оскорблению не ранил ли ты его, ударив в лицо рукавицей.
Молодой человек молчал.
– Отвечай, Хиль де Итурриос, – продолжал паломник. – Когда ты схватился за оружие, не было ли так, что наступал только ты, а твой противник лишь защищался, отражая твои удары и не причиняя тебе вреда?
На этот вопрос Хиль тоже не ответил. Отец бросал на сына гневные взгляды, Антонио дрожал от негодования, а женщины, казалось, онемели от изумления.
– Теперь я обращаюсь к тебе, старик, – продолжал паломник. – Твой сын оступился и упал. И тогда, в справедливом гневе, Хуан де Арпидэ мог бы убить его, но он подал ему руку, чтобы помочь подняться, а потом он вновь предложил помириться. Но вместо того, чтобы принять предложение, твой сын нанес ему глубокую рану в шею и сбросил с вершины скалы в глубокую пропасть. Как после этого вы станете называть своего сына?
– Хиль! – крикнул старик, властным жестом указывая на дверь. – Вон из моего дома! Я не считаю тебе больше своим сыном!
Услышав проклятия, произнесенные Педро Итурриосом в адрес своего сына, и глубоко пораженная словами паломника, Инесса вскрикнула и упала без чувств. Каталина и Доминика застыли в ужасе.
Когда Хиль по приказу отца собирался покинуть родительский дом, паломник остановил его.
– Взгляни на свою сестру, жизнь которой угасает. Раскайся в содеянном, и, возможно, еще найдется лекарство от того зла, которое ты совершил.
Незнакомец подошел к Инессе, которая, благодаря материнским стараниям, приходила в себя, и, взяв ее за руку, спросил, обращаясь к членам семьи: «Если окажется, что Хуан де Арпидэ жив, согласитесь ли вы на его брак с Инессой?»
Антонио подскочил к незнакомцу и быстро снял с него шляпу. Белая борода, оказавшаяся фальшивой, упала и все увидели благородное лицо возлюбленного несчастной Инессы. Крик удивления и радости вырвался из уст собравшихся. Инесса глядела на своего возлюбленного. Она провела руками по его глазам, какое-то время шептала молитву, а затем, обняв Хуана де Арпидэ за шею, пролила поток счастливых слез, ни сказав ни слова.
Ее молчание было воистину прекрасно.
Хиль побледнел от ужаса, решив, что перед ним явился призрак. Признав свое дурное поведение, он наконец подошел к Хуану и взволнованно сказал: «Брат, спаси меня от отцовского суда».
* * * * * *
В начале следующего месяца радостно праздновалась свадьба Инессы де Итурриос и первенца семьи Арпидэ.
ЭПИЛОГ
Через два дня после свадьбы Инессы и Хуана, около полуночи, послышались громкие вздохи, доносящиеся из долины Артикусы. В лунном свете, рядом с ручьем, можно было увидеть дряхлую старуху, страшно оборванную и израненную. Рядом с ней клубились какие-то тени, а скорее привидения, которые безжалостно ее лупили, а наказанием этим верховодила пиренейская дева Майтагарри. Ее лицо было искажено гневом, глаза пылали, из уст вместо слов доносились невнятные крики. В ней уже не было той красоты, которая так очаровала Хуана де Арпидэ. Это была красота другого рода – красота падшего ангела, которая исчезает в те минуты, когда он испытывает муки ада.
– Проклятая женщина! – сказала она. – Какая польза была от твоего любовного напитка? Разве для этого ты просила у меня руку спящего ребенка? Горе мне! Той, что больше доверяла силе твоих амулетов, чем собственной красоте!