– Наверное это мое предназначение! –в отчаянии прошептал он и продолжал идти, смирившись со своей судьбой.
И так они шли – огонь, в трепетном движении плывущий перед Ирансу среди теней, и молчаливый, мрачный Ирансу, идущий вслед за огнем. Если бы какой-нибудь горец, повстречавший Ирансу на своем пути, увидел таинственное пламя, он бы быстро осенил себя крестным знамением и ускорил шаг. Была глубокая ночь, когда они добрались до Исиара. Пламя парило над улицами, а юноша по-прежнему шел за ним. Но оказавшись на открытом пространстве, – на площади перед церковью, – огонь быстро скользнул над дверями храма и, померцав несколько мгновений, быстро двигаясь, исчез в темноте. Несмотря на ночной мрак, юноша заметил, что двери церкви были приоткрыты. Он подошел к дверям и заглянул внутрь. Должно быть в этот момент в его голове родилась черная мысль о преступлении, потому что, когда он отодвинулся от дверей, в его глазах блеснул зловещий огонь. Охваченный, а вернее поддавшийся какому-то неопределенному чувству, он снова с вожделением посмотрел внутрь церкви, но обнаружил там только отбрасываемые святыми образами тени, которые двигались в мерцающем свете, испускаемом гаснущим светильником. Между тем черные мысли одолевали его со все большей силой, он сходил с ума от соблазнительных видений, и эти искушения тянули его в храм, ибо его жадные глаза хотели найти подтверждения богатствам, которые были внутри церкви. Но в нем все еще голос искушения боролся с голосом совести, и он с трепетом шептал, не решаясь войти внутрь: «Тот огонь привел меня сюда… о, пламя моего предназначения! Но откуда оно появилось? Может быть из нижних миров? В чем же дело? Если оно даст мне необходимые мильарес, оно принесет мне счастье!»
Он колебался еще мгновение, а затем, сделав над собой огромное усилие, перескочил через порог и уверенным шагом направился к алтарю Богородицы. Тогда, как и в нынешнее время, голова святого изваяния была украшена богатой золотой короной, усыпанной драгоценными камнями, а с рук свисали необычайно ценные четки.
Оказавшись перед алтарем, Ирансу почувствовал, как его колени дрожат от страха. «О, если бы все эти драгоценности были моими! – подумал он, жадно глядя на изваяние. – О, если бы у меня хватила смелости! Но это изваяние настолько священно и создано в память о таком множестве чудес, что никто не осмелится поднять нечестивую руку и прикоснуться к святому челу!»
Порыв ветра на мгновение приподнял занавесь, которая скрывала священную королеву ангелов. Юноша дрожал, но не отходил от алтаря. Вдруг под широким сводчатым куполом церкви продолжительным эхом прокатился звук выстрела, а потом раздался еще и еще, – всего их было двадцать один91.
Это были залпы приветственного, почетного салюта, донесшиеся из океанской дали, которые какой-то отважный моряк посвятил Исиарской Богоматери, Звезде Моря.
«Что же мне делать – о, я несчастный! – прошептал Ирансу, соскакивая с алтаря. – Этот смелый моряк – возможно, мой брат Хоанес – во мраке ночи отдает дань уважения и молится Богоматери, и в то же время моя кощунственная рука тянется к алтарю, чтобы сорвать с ее головы корону! Нет, никогда, никогда я не запятнаю свою душу таким богопротивным делом! Лучше уж сразу умереть! Рука смерти одновременно душит страдание и печаль!»
Сказав это, он упал на колени у ног Богородицы и, рыдая, молился, в то время как горячие слезы текли по его щекам. Но эти благочестивые чувства и это волнение ненадолго поселились в его спесивым сердце.
Дьявол, к которому он взывал в своем бессмысленным отчаянии, затмил смертельной тенью лучшую сторону его души и представил его разуму и горячечному воображению образ возлюбленной – ее полные слез очи, ее взволнованное сердце и ее саму, зовущую его печально и страстно. И он представлял, как летит к ней на крыльях любви, как хватает ее в объятия, но ее отец, появившись, разлучает их и отдает свою дочь ненавистному сопернику, который увозит ее навсегда. И в разгаре этого бреда в его ушах отчетливо прозвучали эти омерзительные, произнесенные стариком слова: «Не забудь, что если через пятнадцать дней ты не принесешь мильарес, девица де Артади станет невестой Эче-хауна де Игельдо».
91
Двадцать один – у басков с незапамятных времен существовал обычай, по которому корабли салютовали двадцать одним пушечным залпом в честь церкви Исиарской Богоматери, которая считалась покровительницей моряков.