дого обнял, как христосовался, и, оглядывая молод-
цов, молвил, сколь старость позволяла, бодро и весе-
ло:
— Дождался-таки Аксен своих верных дружков!
Вот они, прилетели соколы, не забыли Аксенову за-
кутку. Дай-то бог вам удачи во всяких делах. Эх, ка-
бы не старость, поплавал бы с вами разбойник Ак-
сен!
Рассказал старик, что теперь в Новгороде низов-
ском про Сарынь Позолоту позабыли, подумывают,
что сложил он свою голову на радость всем, у кого
мошна-кубышка с серебром да золотом под гузном
спрятана. И теперь коли молодцы за свое ремесла.
возьмутся, то бояре с воеводой не вдруг поймут, от-
куда на них лихие беды налетели.
Боярская дочь Олена в келье у Зачатия жила в
послушницах, без пострига во иночество. Мать ее на
это и не неволила и уже не казнила постами и стоя-
ниями перед иконами. Узнала карга старая, что за
Оленой рука смелая, сильная. И в мир Олену охотно
отпускала за дарами от богатых жен новгородских.
Верила игуменья в бескорыстие послушницы, знала,
что из даров на обитель не присвоит ни колечка золо-
того, ни сережек с камнями алмазными. А послушни-
ца Олена за эти два года много в миру вызнала —
все ходы и выходы тайные и явные в теремах бояр-
ских и купеческих, потайные укромницы торговых
людей. Все, что на бабий монастырь подавалось, в его
сокровищницу отдавала, а приметы и лазы потайные
в богатых подворьях в памяти оставляла.
В первые же дни, как в Узолу заплыли, Семен
Позолота свою Олену в келье навестил.
Поведал ей атаман о задумке своей в конце лета
далеко вниз по Волге сплавать, до стана ханского,
свою жену Оганьку из неволи выкрасть, либо на ху-
дой конец выкупить. И было бы ладно, коли Олена
ему в том деле помогла. Призадумалась Олена и мол-
вила:
— Ладно, послужу тебе чем могу, сокол мой!
Рассказала Олена, по чьим дворам Позолоте по-
ходить надобно, по каким подворьям своих надежных
людей в сторожа поставить. Потрепала потом белой
рученькой атамана по жесткой русой бороде и закон-
чила:
— Сам походи, погляди, послушай. Твой глаз вер-
нее, голова смекалистей. Не полагайся на все, что
баба тебе припасла! А на выкуп страдалицы Огани
отдам ларец дорогой, завещанный мне матушкой. По-
лон доверху он колец, серег да запястий золотых, се-
ребряных, самоцветов ярких.
И рассвело у Семена Позолоты на сердце, и верой
исполнился он в задумку свою.
Пока Сарынь Позолота у Олены пропадал, его мо-
лодцы в Аксеновой зимнице жили, неводом рыбу ло-
вили, уху варили и старика россказнями занимали о
новом монастыре у Желтой воды. Бывал там Аксен
и в молодости и в зрелых летах, и разбойником и
праведником. Знал он и Оленью гору и Лысую, и
речки Керженец да Сундовик. И молвил, молодцов
наслушавшись:
— Хорошо и привольно. И рыбные тони, и звери-
ные гоны, и мед и воск на каждой дуплистой сосне.
Одно худо: не близко ли к хану? Иноку Макарию
поблизости с басурманом не ужиться. Не по нутру
им, когда супротив их гнета не хлеб-жито сеют, а
«чеснок» перед стенами частокольными. С басурма-
нами надо быть втрое хитрее басурмана. И хитрее, и
злее, и обманчивее. А у инока Макария супротив толь-
ко крест в руке да непокорность и неустрашимость.
Устоять ли его обители на Желтой воде, на быстрой
волжской дороге к богатству низовской земли? Мо-
жет, и крепка его крепость, коль дубовая, одна беда—
огнем горит! Ох, чует мое сердце старое: выкурят ор-
дынцы нашего Макария из монастырских стен, не
миновать ему с братией нашей Узолы-матушки с за-
куткой Аксеновой! Вот приплывут и кликнут с бе-
рега: «Принимай гостей, дедка Аксен!» Только от-
кликнется ли он, доживет ли до той поры старик!
3
Появился вдруг в Новгороде низовском калика
перехожий, слепец с поводырем. Сам чуть ноги воло-
чит, глаза как оловянные пуговицы, только на говор
да на песни бог дар не отнял. А в поводырях у него
всем бы молодец — и не стар, и не вял, только одна
рука плетью висит, видно, отсохла в молодости. А
здоровой рукой слепца за посошок водит. На торжи-
щах, на людных местах слепец песни поет, были из
старины рассказывает певучим голосом, а песни не
простые, все разбойничьи. С незапамятных времен
любил народ слушать разбойничьи песни. Как запоет
старик о разбойнике Кудеяре, прохожего остановит,
тот другого к себе позовет. Разбойничью песню поют!
А слепец, передохнувши, про атамана Аксена заве-
дет, что за полсотни лет до того по Волге вольницу
водил, богатых грабил, бедных кормил. Сойдутся лю-
ди и глядят на старца как на диво дивное, чудо чуд-
ное, и глядят, и слушают, а песня привораживала,
заставляла о делах забыть. И летели в шапку поводы-
ря гроши-денежки, подаяние за песню волшебную. А
детина-поводырь низко кланялся и крестился здоро-
вой рукой.
Ходит не торопясь по Новгороду низовскому сле-
пец с поводырем, а за ним следом молва о том, что
пришли они из самого вольного Новгорода, что орде
не поддался и московскому князю не кланяется. И
что слепой старик не только сказки сказывает да пес-
ни поет, но и знахарь, и ворожей, умелец зелье варить
и приворотное и отворотное, кому какое надобно. Да
как побормочет над тем зельем наговоры свои вол-
шебные, сила в нем появляется страшенная. Приво-
ротное зелье — это вдовицам да засидевшимся моло-
дицам добрых молодцов присушивать, приваживать, а
отворотное — богатым да боярам, чтобы лихого че-
ловека от своих ворот отворотить.
Молва — она молва и есть. Сорока — ворону, во-
рон — борову, а боров — всему городу. Дошло до
того, что за слепцом нарочные боярские слуги прибе-
гали, зазывали на боярский двор наговоренным отва-
ром побрызгать, чтобы лихого человека отворотить.
И побредет слепец на боярский двор, держась за по-
сошок поводыря. Приплетется на то богатое подворье
и самого хозяина спрашивает:
— От кого, от чего отворачивать? От беды, огня да
хворобы — один корень да наговор, а от лихого раз-
бойника другое надобно!
И по указке хозяйской двери, пороги и запоры
кладовок наваром отворотного корня опрыскивал,
бормоча наговоры непонятные и страшные:
Буйна трава,
Буен корень!
Засучай рукава,
Задвигай запоры!
Чтобы злого да лихого
От порога воротило,
Как коня медвежьим духом,
Чтобы в голову стучало
И по темени обухом!
Буйна трава,
Силен корень,
Дурна голова,
Дурен парень!
Присохни нога,
Отсохни рука!
Залей глаза,
Темна вода!
От такого колдовства у богатея боярина мурашки
по спине, по коже мороз. А поводырь ему, как брату
родному, на ухо добрый совет: «Слышно, Сарынь
Позолота под городом появился. Наговор наговором,