басурмана, вспомнил свою последнюю схватку на
барже баскака Хайруллы, родного сына его старого
врага Хабибулы, и приказал ватажникам:
— Обрядите рану, перевяжите. Смените подстил-
ку да укройте. Берегите его пуще глаза, он нам при-
годится!
И другую ночь плыли, подгоняя челны. И только
успели с Волги в Желтоводье заплыть, как совсем
обвиднелось. Причалили, вышли из челнов, огляде-
лись кругом. Ничего не уцелело от гнезда инока Ма-
кария. Ни стены частокольной, ни церковушки, ни
келий, ни меленки. Остался только закут земляной у
воды во черемуховых зарослях, где рыбарь Варнава
с челноком приставал и ночевал, когда рыба в снас-
ти дуром шла. Чуть-чуть видна она была сквозь кус-
ты. Заглянули туда — и землянка пуста, только ды-
мился остаток костра, да висела на шестах мокрая
сеть. «Кто-то тут ночевал!» — поняли ватажники. И
негромко так позвали они тогда:
— Эй, кто тут есть? Покажись!
Но никто не откликнулся. Только с пожарища
вдруг ворон взлетел и на сосну уселся, встряхнув пе-
рьями. За Волгой конь заржал, визгливо, со злом.
«Басурманский конь, — подумали ватажники, — на-
ши кони ржут радостно!» И всем на сердце печаль
легла. Там, на Оленьей и Лысой горе, тоже чернели
головки. И безлюдно было, словно все вымерло. Встре-
воженный ворон снялся с сосны, стороной людей об-
летел и за Волгу направил полет, скликая товарищей.
А позади, из кустов черемуховых, вдруг послыша-
лось:
— Подумалось, опять басурмане, ан наши при-
шли!
Хорошее место выбрал рыжий Варнава для своей
закутки. Закопался в землю на крутом берегу, за че-
ремухой, как за темным пологом. По Волге близко
проплывут, а ее не увидят. И с речки Керженки не
разглядеть. А ему с крыши своей земляночки далеко
видать. А внутри ее и пол, и потолок, и стены сос-
новые тесаные, как в хорошей мордовской избе. И
нары широкие вдоль стен — и себе, и помощникам из
послушников. Вовремя он увидал и эти два челна,
когда они по Волге подплывали и в устье Керженки
заворачивали. Да не поверил глазам своим, что это
челны Сарынь Позолоты, побратима Макария.
Вышел он к ватажникам таким же могучим и ры-
жим рыбарем Варнавой, каким был в Печерской оби-
тели, только обветренным и усталым.
— Все пожгли, все порушили. Наших кого побили*
кого за собой увели. А я на ту пору в Керженку да-
леко заплывал, там ночевал. С большим уловом до-
мой плыл, думал своих порадовать. И приплыл к го-
ловням. Одни следы к Волге остались. Троих наших
побитых захоронил. Да кого-то, видно, в огне сожгли.
Плыла тут по Волге наша мордва, сказывали, что
игумена Макария басурманы за собой повели. Жи-
вой, только изранен весь. На Сундовике видели.
Обошел пожарище атаман Позолота, оглядел Вар-
навину закутку. И приказал перенести в нее баска-
ка.
Хайрулла к тому времени был уж в памяти, но
к еде не прикасался, только пить просил часто. И
сказал атаман рыбарю, указав на увечного:
— Береги его, выхаживай, как ходил бы за са-
мим Макарием. Да и тебе с ним будет охотнее, когда
нас тут не будет.
Потом ватажники челны вытащили и упрятали, в
берегу еще землянку выкопали и перенесли в нее
свои пожитки. И свое, и то, что атаману на выкуп
Оганьки раздобыли. Немалая была добыча, а убира-
лась всего-то в двух махоньких сундучках. Здесь и
жили дружки до той поры, как видно стало, что бас-
как выживет. Рана его затянулась, поджила, но нога
оставалась недвижной. На это Варнава сказал:
— Сам выживет, а нога высохнет. В такое уж
место ему бердышом угодили.
И сделал Хайрулле костыль, чтобы он мог по
землянке пройти и, когда надо, за нее сходить, на
солнышке посидеть. И кормил его как сына родного
и хлебушком, и ухой, и медом сотовым, приговари-
вая:
— Ты, может, и басурман, но душа в тебе право-
славная. Потому как родился ты на нашей русской
земле, с малых лет ешь русский хлеб, пьешь воду из
русских родников и рек.
Хайрулла потому и баскаком был, что по-русски
знал, но в ответ на слова Варнавы молчал. А Варна-
ва не отставал:
— Правда, крестили тебя не по православному
обычаю, а по басурманскому. Вырастили по-басурман-
ски и к делу басурманскому приставили — у наших
людей последнее отнимать, дань собирать и хану от-
правлять. А наш бог православный взял да тебя и
наказал. И в Волге тебя искупал и ногу отнял. А не
бог так судьба, едина суть. Только ты на нее, на судь-
бу, не.серчай. Она наказала, она и помилует.
5
Пока рыбарь Варнава ордынца утешал да на пра-
вославие наставлял, Сарынь Позолота с ватажника-
ми на перевернутых челнах сидели и о том судили, как
ловчее басурман обойти, инока Макария из неволи
вызволить да заодно и Оганьку, что давным-давно
боярином в неволю запродана. Тут и сказал Позоло-
та своим товарищам, что на выкуп Оганьки из их об-
щей копилки казны не потребуется. На это Олена
свой ларец отдала и настрого наказала несчастную у
басурман отнять. А вот где она, в каком улусе, у ко-
го в невольницах, о том не слыхано. Инока Макария
разыскать нетрудно по свежим следам ордынцев, не
по тем, что пошли на Новгород низовский, а по сле-
дам за Волгу, что с добычей домой поскакали. Но в
погоню за ними плыть и бежать — все одно, что в
петлю голову совать. Вместо того чтобы Макария за
дорогой выкуп отдать, окружат вражины ватажни-
ков, кого порубят, кого повяжут и все их добро, при-
пасенное для выкупа, силой отберут.
И порешили ватажники не ходить далеко за Вол-
гу, а плавать по ней в низовской земле, в реку Суру
заплывать, прислушиваться к молве людской и славу
распускать, что у них в руках баскак Хаирулла, пле-
мянник самого хана ордынского. И что они, ватаж-
ники, готовы отдать его в обмен на инока Макария
без выкупа. А коли ко Макарию да прибавят Огань-
ку, жену русскую, что продана в полон лет за семь
до того, то отсыплют за обоих столько выкупа, что
довольны будут и сам хан, и все, кто с ним рядом
сидит!
Добрая ватага была у Сарынь Позолоты и с ата-
маном во всем согласная. Шестеро их было, все люди
разные, а как одна голова. Тут два брата родных
Швыряй да Сокол, с малых лет в сиротах. Батьку с
маткой у них ордынец увел, а малышей на произвол
судьбы оставил. Куда дети басурману, когда своих
кибитка полная! Вот выросли парнишки, возмужали
да и подались на Волгу в вольницу.
Косой да Никитка тоже побрательники. Когда
матку с отцом в полон погнали, они подростками бы-
ли. Басурмане и их прихватили. Но бежали парень-
ки с речной переправы, когда ордынцы от них глаза
отвернули. Побродили они вокруг разоренных сел и
тоже на Волгу. Прямо в стан к Сарынь Позолоте.
Последние два не братья, не побратимы, но друж-
ба их железная. Один мордвин, другой чувашин, оба
осиротели после набега вражьего. Все было так. В те
страшные годы не зря в песне пелось про лихоимца-
басурмана:
У кого денег нет,
У того жену возьмет;
У кого жены нет,
Того самого головой
В полон заберет!
Отца и мать заберут, а деток на холод и голод:
оставят. Подрастали и шли такие сироты под крыла
атаманов волжской вольницы. Все шестеро были мо-
лодцами удалыми и смелыми, но соглашались са