Вверху стена имела рыхлый серый прослоек, и надо
было его убрать, чтобы добраться до глины. «Далеко
ли тут глина?» — с досадой подумал Чур и глубоко
ударил лопатой. И вслед за ударом что-то, как град,
посыпалось ему под ноги. Склонясь, он долго разгля-
дывал то, что вывалилось из стены. Потом глянул
вверх. Не из укладки ли кто вытряхнул столько раз-
ноцветных камней, костяшек, колец и разных мел-
ких красивых вещичек?
Камешки разной формы и цвета — красные, зе-
леные, голубые. Бусины рассыпавшегося ожерелья
цветом как жидкий мед с поздних цветов. Были тут
браслеты, и кольца, и серьги камешковые и костя-
ные. Каменная ступка откатилась к стене, костяной
гребень прятался под грудой бусин, кремниевый нож
и костяные иглы лежали отдельной семьей. «Это со-
кровища хозяйки Дикой реки. Среди них не хватает
только скребка, что висит у меня на груди!» Так
подумалось Чуру.
3
В эту ночь Чур трудно засыпал. По молодости, по
своему уму и сметливости он совсем не был суевер-
ным, подобно пожилым людям его племени. Ему не
слышалось ничего зловещего в хохоте совы, летающей
над рекой, завывание ветра в дупле дерева не каза-
лось песней злых духов, а огненно-рыжая белка, пере-
бежавшая дорогу, не служила недоброй приметой.
Страх перед всем непонятным покорялся его уму и
смелости. Он был молод и не успел еще поверить ни
в богов, ни в духов, не боялся колдовских чар, не на-
деялся на помощь ворожбы. Зато верил, что черный
пес Уголек не пустит в его землянку ни зверя, ни зло-
го духа. А если который из них и покажется у вхо-
да, то вот оно, отцовское копье, что бьет всех без про-
маха.
Но Чур верил своей матери Кокшаге, в ее охотни-
чьи приметы и поверья. А теперь еще поверил, что вот
здесь, на берегу при слиянии двух рек, жила со сво-
им племенем женщина, хозяйка всех этих украше-
ний и кремниевого скребка, который мать Кокшага
повесила ему на грудь для счастья, против всякого
зла и хворобы. В очаге догорали головни, освещая
землянку неровным светом. Тревога и радость усту-
пили место грезам, и Чур крепко уснул.
...Эта женщина никуда не спешила и не звала
Чура за собой. Она сидела у огня, обхватив руками
колени, и, покачиваясь, тихо напевала песню. Ее
странная одежда была перехвачена узорным поясом,
а на нем висели: кривой нож в расшитом чехле, ко-
стяной гребень и маленький мешочек из цветной ко-
жи. Три ожерелья разных цветов, обнимая ее шею,
сползали на грудь. На руках повыше кистей — зеле-
новатые браслеты-запястья, а в ушах — сережки из
продолговатых ярких камней. А длинные волосы, за-
плетенные в косы, спускались по смуглым плечам до
земли. Слова песни были непонятны, но напев ее, то
жуткий, то нежный, будил неодолимое желание по-
нять, о чем поет хозяйка Дикой реки. И от этого же-
лания Чур проснулся.
В землянку уже глядело утро. Чур собрал свои
пожитки, загородил вход в жилье еловыми ветками
и оставил его до холодной охотничьей поры. Он шел
к дому уже не берегом реки, а ближайшим путем,
прямо на восход солнышка, и к вечеру второго дня
был в родном селении. Всплеснула руками Кокшага,
глазам своим не поверила, а дочки оторопели от ра-
дости, когда Чур высыпал на пол сокровища своей
кожаной сумки.
— Вот глядите, как наградила меня хозяйка Ди-
кой реки!
Шустрые сестры сразу разглядели, что за сокро-
вища высыпались из сумки охотника:
— Ах, да тут есть и кержи! И сколько их, раз-
ных, красивых! А какие кольца и запястья!
Девушки проворно повыкидывали из ушей само-
дельные сережки-кержи. Новые сережки сделали их
лица миловиднее, а на щеках от камней разгорелся
румянец. Потом сестры собрали из бусин по ожере-
лью. И сразу их шейки стали полнее и белее, кожа
на них свежее и нежнее. Когда же они надели запя-
стья и кольца, их натруженные руки стали красивы-
ми и мягкими. И радовалась, глядя на них, матка
Кокшага:
— Это хозяйка Дикой реки делает моих дочек кра-
сивыми и счастливыми! Чудится мне, что не забудет
она и сына!
Для себя Кокшага выбрала из всего добра только
костяной гребень. Да собрала на шнурок ожерелье из
бусинок цвета позднего меда, а к ожерелью подобра-
ла еще кержи-сережки. И все припрятала для той, ко-
торая придет жить в ее избу, когда дочки разлетятся
за мужьями в разные стороны.
С того дня, как сестры охотника Чура стали са-
мыми нарядными девушками и только на них стали
заглядываться парни, кончилась приятная жизнь для
скряги Ширмана. Старая Ширманиха упрекала мужа
с утра до вечера:
— Долго ли будет так, что дочки вдовы Кокшаги
будут наряднее и моднее нашей Рутки? Это ты во
всем виноват! Не сумел вовремя приветить парня,
который оказался гораздо смышленее и смелее иного
старого хвастуна! Иди-ка взгляни, сколько разного
добра принес с Дикой реки сын Кокшаги, от которого
ты, старая спесь, отворачивался. Вот увидишь, он еще
нарядит в дорогие кержи и бусы всех девчонок пле-
мени, кроме нашей дочки!
И вот, наслушавшись перепалки между отцом и
матерью, Рутка решила встретиться с Чуром. Как-то
под вечер она пришла к жилью Кокшаги и, дождав-
шись, когда Чур возвращался из леса, подошла к не-
му и шепнула:
— А что, Чур, не подаришь ли ты мне кержи, ка-
кие носят твои сестры? Не отказалась бы я и от оже-
релья!
И незаметно задела его медвежьим коготком по-
ближе к сердцу. И Чур сразу подобрел. Он взял де-
вушку за руку, привел в избу и сказал матери, что-
бы показала Рутке все сережки и бусы, кольца и брас-
леты. И сам помогал девушке подбирать бусины для
ожерелья, примерять к ушкам кержи. Рутка верну-
лась домой довольная и счастливая.
Скоро все девушки разузнали о находке Чура и
повадились ходить к дому Кокшаги за кержами и ко-
лечками. И ни разу, даже на самое малое время, не
задумывалась старуха о том, не отказать ли неведомо
чьей дочке в подарке и радости. Не только девчонки,
молодайки бабы и те стали форсить в невиданных
украшениях.
Приближалась зима. Чур каждый день пропадал в
лесу, запасая мед и дичь для семьи, чтобы с наступ-
лением холодов уйти на дальний промысел и без за-
боты о доме там жить и добывать дорогие звериные
меха. Как-то на досуге Кокшага навестила семью
Ширмана и там, разговорившись, сказала:
— Боюсь, что скоро мои дочки уйдут за мужьями,
их уже выбрали добрые парни. А сын надолго про-
падет в лесу. А я стара, и мне трудно будет одной
в зимнюю пору. Не отдадите ли свою Рутку жить в
моем доме?
На это хотела ответить мать Рутки, но старик пе-
ребил :
— А зачем твой сын нарядил в дорогие бусы и:
кержи всех девчонок без разбора? Теперь любая дев-
чонка и бабенка носит в ушах кержи не хуже, чем
у нашей дочки. Вот и зови в свою избу из них лю-
бую. Твой сын простофиля. Вот когда он станет хит-
рее, тогда наша дочь придет тебе помогать!
Старый Ширман до того расходился, что бранил-
ся как попало. Гневался на то, что счастье слепо и
балует не тех, кого бы следовало, что всех девок ра-
довать — на то ума не надо, не зря есть пословица:
«Курчонку не прокормишь, девчонку не нарядишь!»
Если бы сын Кокшаги вовремя посоветовался с ним,
Ширманом, то стал бы самым богатым челове-
ком!
Вернувшись домой, Кокшага обо всем поведала
сыну. В ответ Чур усмехнулся:
— Не огорчайся, мать! Ведь ты сама говорила,