«Повесть временных лет» очень лаконично сообщает о ее кончине, не называя ни имени, ни места: «Преставилась княгиня, жена Ярослава». В Новгородской первой летописи и в описаниях новгородских святынь XVII века есть указания на то, что она была захоронена в Новгородском Софийском соборе вместе с сыном князем Владимиром. Во всех этих источниках она названа Анной. Под этим именем она вошла в пантеон русских святых, став первой русской святой скандинавского происхождения. Церковное почитание св. Анны 10 февраля и 4 октября было установлено в 1439 году Новгородским архиепископом Евфимием. Считается, что она «первая показала пример великим князьям и княгиням постригаться».
Пытаясь объяснить, как появилось новое имя жены Ярослава Мудрого, Н.М. Карамзин предположил, что «Ярославова супруга именовалась в свете Ириною, а перед кончиною постриглась и была названа в монашестве Анною». С тех пор это объяснение утвердилось в официальной историографии и агиографии, а также популярной литературе. Писательница Лариса Васильева в своей известной книге «Жены русской короны» пишет о том, что, завершив «детородную функцию», Ингигерд «погружается в религию» и в 1045 году уезжает в Новгород к старшему сыну Владимиру по случаю закладки храма Святой Софии, где принимает монашеский постриг под именем Анны.
С такой изящной версией можно было бы вполне согласиться, если бы не саркофаг Ярослава Мудрого в Киевском Софийском соборе, где, как известно, покоятся также женские останки. Какую же женщину захоронили вместе с ним? Логично предположить, что жену, но о новом браке Ярослава ничего не известно. Между тем, как показала экспертиза, эти останки принадлежат женщине скандинавского типа в возрасте 45—50 лет, в то время как женщина «северного типа», захороненная с князем Владимиром в Новгородском Софийском соборе, умерла в возрасте 30—35 лет.
В связи с этим В.Л. Янин в своем исследовании о некрополе Новгородского Софийского собора отметил, что «летописные источники раннего времени не знают жены князя Ярослава Мудрого по имени Анна….Логично предполагать, что она скончалась и похоронена отнюдь не в Новгороде, а в Киеве… Мать Владимира Анна — лицо сугубо мифическое, а приписываемые ей мощи в лучшем случае могли оказаться останками жены Владимира».
С ним солидарна Т.Н. Джаксон: «Иногда Ингигерд отождествляют с Анной. Это восходит к поздней новгородской традиции, согласно которой так звали жену Ярослава и мать Владимира….Между тем в Киевской Софии сохранились останки женщины, которые с большой вероятностью можно отождествить с Ингигерд….Одновременно есть все основания предположить, что Ярослав ранее был женат. Останки женщины, похороненной в Новгородском Софийском соборе, принадлежат 30—35-летней женщине, которая могла быть женой сорокалетнего Ярослава». Можно также предположить, что женские останки, считающиеся останками Ингигерд, принадлежат жене Владимира Ярославича.
До недавнего времени считалось, что изображение Ингигерд сохранилось на фреске Киевской Софии. Однако в последнее время шведскими и российскими искусствоведами (Г. Сванстрем, С. Высоцкий) было высказано предположение, что на ней изображены дочери и сын или же только сыновья Ярослава и Ингигерд.
До тех пор пока мы достоверно не определим, где и под каким именем упокоилась Ингигерд, обе версии имеют право на существование, и каждый сам вправе определять, какой из них отдать предпочтение. Сегодня для нас важнее то, что имя Ингигерд служит связующим звеном между тремя странами с такой разной и в то же время в чем-то общей историей.
Харальд и Елизавета, история любви
В 1031 году в Новгороде появился юный викинг Харальд Сигурдарсон. Он был сводным братом все того же норвежского короля Олава. В битве при Стикластадире Олав погиб, а раненый Харальд, спасаясь от погони, бежал к Ярославу. Новгород традиционно служил убежищем для знатных скандинавов, которым срочно требовалось поменять обстановку. Несколько лет спустя здесь прятался сын Олава, будущий норвежский король Магнус Добрый.
Приняв беглеца, великий князь назначил его одним из младших командиров наемной варяжской дружины. Но Харальд был прирожденным воином и быстро выдвинулся, став начальником личной охраны князя. В княжеском дворце он однажды увидел дочь Ярослава Елизавету, и хотя она была еще полуребенком, попросил у Ярослава руки княжны, приведя в качестве аргумента свое королевское происхождение.
Но его ожидало разочарование. Ярослав не собирался отдавать дочь человеку, у которого нет государства для управления и который недостаточно богат, чтобы выкупить невесту. Признав эти доводы убедительными, Харальд отправился в Византию, страну, где варяжские наемники привыкли искать славы и богатства, но чаще находили погибель. По скандинавским законам родичи человека, уехавшего в Византию, имели право сразу приступать к разделу его имущества.
Однако Харальд не только выжил в опаснейших сражениях, но и сумел скопить огромное состояние, которое пересылал на сохранение Ярославу вместе с письмами к Елизавете. Увы, пылкие письма оставались без ответа. И тогда Харальд сочинил поэму, называвшуюся «Висы радости». Поэма состояла из шестнадцати строф, в которых викинг описывал свои подвиги и военные приключения:
Рефреном «А дева русская Харальда презирает» заканчивалась каждая из шестнадцати строф поэмы. В нем сквозит искреннее недоумение викинга. Как же так, я такой неустрашимый, передо мной трепещут целые народы, моей любви домогаются сотни женщин, а русская девушка, которую я обожаю, почему-то отвергает меня…
И все же Харальд сумел добиться своего. Зимой 1043 года Ярослав отдал за него свою дочь. Вскоре молодые отбыли в Норвегию, где Харальда уже ожидал престол. Но, едва прибыв на родину, конунг ввязался в долголетнюю и кровопролитную драку за датский престол, разоряя не только соседей, но и свою страну. В народе его прозвали Харальд Хардрада, то есть Суровый Правитель. Он был последним викингом на норвежском троне, война была для него не просто самоцелью, она была для него единственным способом существования. И в этой жизни ему нужна была другая женщина — отважная в сражениях и на ложе любви валькирия. Такой подругой конунга стала норвежка Тора Торбергсдоттир, подарившая Харальду двух сыновей.
И все же «девушка из Гардарики» до конца владела сердцем конунга. В свой последний поход, теперь уже за английскую корону, Харальд взял с собой Елизавету. Она и привезла на родину прах погибшего в сражении мужа.
Рунорезец Эпир или Злобный Упырь?
Скандинавским историкам хорошо известно имя «рунорезца Эпира» из Уппланда, резцом которого высечены древнейшие письмена на надгробных камнях. Кроме имени никаких других сведений об этом человеке не сохранилось. Но вот недавно шведский ученый-славист Андерс Шёберг выдвинул смелую, почти детективную версию. Он отождествил рунорезца Эпира с новгородским священником Упырем Лихим, имя которого сохранилось на копии библейской Книги Пророков, сделанной Упырем в 1047 году для князя Владимира. Шёберг заинтересовался им потому, что его имя, как он полагал, не могло быть русским именем, иначе получалось, что христианского священника звали «злобный упырь», а этого, по его мнению, быть не могло.
В 1980 году в книге о граффити Софийского собора в Новгороде Шёберг нашел сведения о том, что кто-то, называвший себя Farman, написал на стене Софийского собора по-русски, но с ошибками: «Господи, помози рабу своему Фарьману, Глебову отроку (дружиннику князя Глеба)». Имя «Фарман» ранее встречалось ученому на одном из рунических камней, поэтому он предположил, что это один и тот же человек. Это натолкнуло его на мысль о том, что разгадка имени новгородского священника Эпира может заключаться в его скандинавском происхождении. Это казалось вполне вероятным, поскольку дочь шведского короля Улофа Шётконунга Ингигерд, ставшую в 1019 году женой новгородского князя Ярослава, сопровождала многочисленная свита, в составе которой вполне мог быть священник. Имя Эпир означало «крикун» или «громогласный». Но именно громкий и сильный голос, по мнению Шёберга, требовался служителю православной церкви.