В тот же миг Джармон бросился на Бранна и обхватил его руками. Хилое демоново тело не устояло перед натиском, и оба влетели через порог в Палаты.
Это позволило Гектору закрыть громадную дверь как раз вовремя, не дав ф’дорам, сидевшим в заточении с Первого Века, выйти в материальный мир.
Он вынул ключ из замка и зашвырнул его далеко назад. Затем продел руки в медные кольца и напряг все свои мышцы на то время, пока сверкающие створки не потемнели, вновь превратившись в безжизненный камень.
Ум его мутился от воплей, которые он слышал и чувствовал по ту сторону этих дверей. Демоны колотили в них изнутри, сотрясая его тело. Он нагнул голову, сдерживая их напор и пытаясь хоть немного заглушить ужасающие звуки. Ему казалось, что среди них он различает Голос Джармона, выдающий нестерпимые муки, телесные и душевные.
Пока он прижимался всем телом к камню, жгущему грудь и лицо, небо над ним сделалось белым.
С громовым ревом, раздробившим небесный свод, Спящее Дитя поднялось из морской пучины.
Этот рев заглушил даже визг, идущий из Подземных Палат. Гектор теперь чувствовал только чудовищный жар сзади. Жар испепелял его тело и проникал сквозь дверь, навеки припечатывая Гектора к медным кольцам.
Переходя через смертный порог в Загробный мир, Гектор наконец увидел то, о чем говорил ему отец и что он сам пересказывал Анаису. Ближе последнего вздоха и в то же время за полмира от себя он увидел своего друга на ветвях Са-гии, увидел отца, несущего бдение по колени в прибое, а на берегу позади него — Айдана и Талтею с младенцем на руках. Маквит смотрел на него с другого конца мира, с другой стороны Времени.
Когда его дух расстался с телом, растворяясь и в то же время расширяясь до самых краев вселенной, Гектор усилием воли заставил себя удержать невидимую нить еще на миг. Чтобы поцеловать в последний раз жену и детей, чтобы шепнуть отцу через порог связующей их любви:
Дело сделано, отец. Твое ожидание окончено. Возвращайся обратно к живым.
Последняя его мысль была иронической, даже веселой. Теперь, когда море вновь скроет двери Подземных Палат, его спеченное в глину тело запрет их и даже в смерти будет нести дозор, как нес он при жизни.
А ключ живой земли зарыт в песок на дне океана, и никому во веки вечные его не сыскать.
— Канта, дай яблоцка!
Дочь ветра посмотрела на поднятое к ней серьезное личико и улыбнулась помимо воли. Без труда дотянувшись своей длинной рукой до верхушки невысокого деревца, она сорвала твердый красный плод и подала его мальчику.
Женщина, сидя на земле разоренного сада, бессмысленно грызла свое яблоко и смотрела невидящим взглядом на пасущуюся тут же серебристую кобылу Канты.
Мертвая тишина опустилась на них, точно где-то закрылась дверь.
Ветры, яростно воющие вот уже столько недель, утихли, и Канта все поняла.
На миг она замерла в огромности застывшего мира, на краю катастрофы. За долю мгновения до того, как ветры вновь подняли стон, она ухватила мальчика за шиворот и понесла к лошади. Яблоко из его руки скатилось на землю.
Когда она волокла вслед за мальчиком перепуганную женщину, небо побелело. Когда она пустила кобылу вскачь, на северо-западном небосклоне вспыхнуло пламя, словно от раздутой ветром свечи; яркое от боли, оно зажигало растекающиеся от него тучи. Канта отдала лошади краткую гортанную команду и помчалась галопом, придерживая женщину и ребенка впереди себя.
Даже здесь, на южной оконечности острова, земля колебалась под копытами лошади. Канта чувствовала, как тяжело дышит мальчик — должно быть, он плакал, но душераздирающий плач ветров заглушал все прочие звуки. Канта молилась им, прося ускорить и облегчить ее путь, но ответа не получала.
У подножия утеса она сняла женщину и ребенка с лошади, перерезала подпруги и отпустила животное на волю Бога. Потом схватила женщину за руку, взяла мальчика под мышку и начала медленное восхождение.
Надрываясь от усилий, она поднялась до половины, и тогда ветры накинулись на нее, осыпая пеплом и сором. Они не давали ей дышать, угрожали сбить ее с ног. Ей пришлось отпустить женщину, чтобы удержать мальчика.
— Поднимайся! — крикнула ей Канта, но женщина, как столб, застыла на месте. Тщетно попытавшись сдвинуть ее, Канта бегом бросилась наверх под вновь почерневшим небом.
Она несла ребенка, обхватившего его шею, через темные чертоги замка и вверх, на башню, перескакивая через две ступени. Стены башни, выстоявшие пятьсот лет во всех войнах и ураганах, шатались вокруг.
Канта добралась до вершины. В пыльной комнате, уставленной книгами и склянками, жил когда-то королевский провидец. Обессилевшая кизийка поставила мальчика на пол и, ведя его за руку, распахнула хлопавшую на ветру дверь. Хрустя битым стеклом, они преодолели последнюю деревянную лесенку. Канта открыла люк и вышла с мальчиком на крышу башни, где мудрец некогда беседовал с молниями.
В широких лугах и порубленных лесах вокруг Элизиана разгуливали, взметая землю, громадные смерчи. Вдалеке неслась во весь опор, без седла, серебристая лошадка. Канта поискала глазами женщину, но не увидела ведущих в замок ступеней.
Мальчик показывал куда-то на север.
Оттуда шел темно-серый водяной вал вышиной с башню, круша на своем пути города и деревни, мосты и мельницы.
Это был лишь предшественник — за ним катилась настоящая волна. Канта не видела ее гребня, слившегося с темным небом.
Вся дрожа, Канта посадила ребенка себе на плечи — она старалась поднять его как можно выше и в то же время не хотела больше видеть выражения его глаз. Сама она смотрела на вставшее дыбом море. На ее глазах оно поглотило реку, поля, яблоневый сад. За миг до того, как оно захлестнуло башню, соединившись на юге с самим собой, Канта вспомнила легенду о лиринах, живших на берегу во времена первого катаклизма: их земли ушли под воду, когда Дитя спустилось на землю. По преданию, они преобразились, став из детей неба детьми моря, научились дышать под водой, поселились в морских гротах и создали целую цивилизацию на зыбком дне океана. Если в сказках есть хоть крупица правды, может быть, мальчик тоже выживет, подумала Канта, придерживая его ножки у себя на груди.
Ревущая серая стена заслонила свет.
— Задержи дыхание, малыш, — сказала Канта.
С кормовой палубы «Оседлавшего бурю» Севирим смотрел на полыхающий на горизонте огонь. Остров за Ледовыми полями был так далек, что поначалу юноша принял Пробуждение за игру красок заходящего солнца. Но когда тучи запылали и в тот же миг утихли морские ветры, он понял, что происходит.
Он не мог оторвать глаз от раскаленной добела, ярче солнца, полосы на горизонте. Не обращая внимания на команду и пассажиров, тоже глядевших на восток, он склонил голову и предался своему горю, а огонь померк и ушел в море.
Волна прокатилась по обугленной земле острова, залив Высокие пределы, поля и леса. Раздувшаяся, почерневшая от горячей лавы, она дошла до Илиесана и на миг задержалась над Сагией, чьи ветви, убранные цветами, служили последним прибежищем детям неба. Потом обрушилась, и море сомкнулось над островом со всех сторон.
Пришел час прилива. Остров Серендаир, первое из мест рождения Времени, скрылся в морских глубинах, и настал покой.
Море, окутанное горячим паром, сделалось тихим, как в туманное утро.
Нил Гейман
АМЕРИКАНСКИЕ БОГИ
Задверье (1996)
Дым и зеркала (1998)
Песочный человек (1999)
Звездная пыль (1999)
Американские боги (2001)
Коралина (2002)
Дети Ананси (2005)
В «Американских богах» рассказывается история человека по имени Тень, в начале книги он отбывает в тюрьме срок за преступление, которое действительно совершил.