Он вновь стоял в обветшавшем домишке, где позавчера укрывался от дождя. На полу — тело мальчика не старше пяти лет. Голое, лежит навзничь, руки-ноги раскинуты. Вспышка ослепительного света. Кто-то прошел мимо Тени, будто его и вовсе тут не было, и переложил руки мальчика. Снова вспышка.
Тень догадался, что мужчина делает фотографии. Это был доктор Гаскелл, серый человечек из бара при гостинице.
Достав из кармана белый бумажный пакет, Гаскелл выловил из него что-то и положил себе в рот.
— Леденцовая смесь, — сказал он ребенку на каменном полу. — Ням-ням. Твои любимые.
Улыбнувшись, он присел на корточки и сделал еще один снимок мертвого мальчика.
Тень протиснулся через каменную стену домика, ветром просочился в щели между камнями. Он полетел к берегу. На камнях разбивались волны, и Тень заскользил над водой, над серыми морями, вверх-вниз по волнам к кораблю из ногтей мертвецов.
Корабль был далеко в открытом море, а Тень несся над водой, будто тень тучи.
Корабль был огромным. Как это он раньше не понял, какая перед ним громадина? Протянулась могучая лапища, схватила его руку и вытащила из моря на палубу.
— Верни нас домой, — сказал гулкий, как прибой, голос, настойчивый и яростный. — Верни нас домой или дай нам уйти. — С заросшего бородой лица на него смотрел единственный свирепый глаз.
— Я вас тут не держу.
На палубе корабля стояли великаны, высоченные мужчины, сотканные из теней и замерзшей водяной пыли, порождения пены и снов.
Один, ростом выше других, рыжебородый, сделал шаг вперед.
— Мы не можем пристать к берегу, — прогрохотал он. — Мы не можем уплыть.'
— Отправляйтесь домой, — сказал Тень.
— С нашим народом мы приплыли в эти южные земли, — сказал одноглазый. — Но он нас оставил. Они захотели себе других, более тихих, ручных богов, и в сердцах своих от нас отказались.
— Отправляйтесь домой, — повторил Тень.
— Слишком много воды утекло, — сказал рыжебородый. Тень узнал его по молоту. — Слишком .много крови пролито. Ты нашей крови, Бальдр. Освободи нас.
Тень хотел ему сказать, что он не их, что он вообще ничей, но тонкое одеяло соскользнуло с кровати, его ноги торчали за ее край, а чердачную комнату залил лунный свет.
В большом доме теперь царила тишина. Среди холмов кто-то взвыл, Тень поежился.
Он лежал на слишком для него короткой кровати и воображал себе время, которое собирается озерцами и лужицами, спрашивая себя, нет ли такого места, где время висит, как густой туман, где оно громоздится и удерживается... Города, думал он, наверное, полны временем: все места, где собираются люди, куда они приходят и приносят с собой свое время.
Но будь оно так, размышлял Тень, то должны быть и другие края, где люди редки, где земля ждет, горькая, как гранит, а тысяча лет для холмов — что мгновение ока, бег облаков, колыхание волн и ничего больше. В тех местах, где время редко, как сито, как люди...
— Они тебя убьют, — прошептала барменша Дженни.
Тень теперь сидел подле нее на склоне холма в лунном свете.
— Зачем им меня убивать? — спросил он. — Я же никто.
— Они всегда так поступают с монстрами, — объяснила она. — Они должны так делать. Они всегда это делали.
Он протянул руку, чтобы коснуться ее щеки, но она отвернулась. Сзади Дженни была пустой и полой. Она опять повернулась к нему лицом.
— Уходи оттуда, — прошептала она.
— Ты можешь ко мне прийти, — возразил он.
— Не могу, — сказала она. — На моем пути препятствия. Путь туда труден, и его охраняют. Но ты можешь позвать. Если ты позовешь, я приду.
Тут наступил рассвет, а вместе с ним из болота у подножия холма выбрался рой карликов. Дженни махнула на них хвостом, но без толку. Они накинулись на Тень, как пчелиный рой, пока он не начал вдыхать карликов, пока его нос и рот не заполнились крошечными ползучими, жалящими существами, и он не начал задыхаться в темноте...
Он рывком втянул себя в кровать, в свое тело и свою жизнь, в мир бодрствующих. Сердце колотилось у него в груди, он хватал ртом воздух.
Глава седьмая
На завтрак были копченая сельдь, помидоры с гриля, яичница, тосты, коротенькие и толстые сардельки и куски чего-то круглого, темного и плоского, чего Тень не опознал.
— Что это? — спросил он.
— Кровяная колбаса, — отозвался сидящий рядом с ним мужчина. Это был один из охранников, который за едой читал вчерашнюю «Сан». — Из крови и пряных трав. — Наложив вилкой на тост яичницу, он откусил кусок. — Не знаю. Так мне, во всяком случае, сказали. Говорят, никогда нельзя смотреть, как готовят колбасу и пишут законы? Что-то в таком духе.
Тень съел все, но кровяную колбасу оставил на тарелке.
На столе стоял кофейник с настоящим, заваренным кофе, и он выпил большую кружку горячего напитка без молока и сахара, надеясь, что это поможет ему проснуться и прочистит мозги.
Вошел Смит.
— А вот и наша тень, — пошутил он. — Можно вас на пять минут?
— Вы же платите, — сказал Тень.
Они вышли в коридор.
— Это мистер Элис, — объяснил Смит. — Хочет вас на два слова.
Оставив позади известковую побелку крыла для слуг, они вышли в обшитые мореным дубом залы старого дома. По гигантской деревянной лестнице поднялись в просторную библиотеку. Там никого не было.
— Он будет через минуту, — пообещал Смит. — Пойду скажу ему, что вы ждете.
Книги в библиотеке были укрыты от мышей, пыли и людей за запертыми стеклянными дверями с проволочной сеткой. На стене висела картина с изображением оленя, и Тень подошел, чтобы рассмотреть его поближе. Олень смотрел надменно и гордо, будто чувствовал свое превосходство, в долине у него за спиной клубился туман.
— «Повелитель долины», — сказал мистер Элис, который вошел медленно, опираясь на трость. — Наиболее часто копируемая картина викторианских времен. Это не оригинал, но все равно работа Лэндсира, он написал ее в конце восьмидесятых, воспроизвел собственную картину. Я к ней очень привязан, хотя знаю, что не следует. Это тот самый Лэндсир, который изготовил львов для Трафальгарской площади.
Он подошел к эркеру, Тень сделал несколько шагов следом. Во внутреннем дворе внизу слуги расставляли столы и стулья. У пруда в середине еще несколько человек — гости, насколько мог видеть Тень, — складывали бревна и сучья для костров.
— Почему они не пошлют сложить костры слуг? — спросил Тень.
— А почему слуги должны получать удовольствие? — вопросом на вопрос ответил мистер Элис. — Это все равно что отправить слугу после обеда пострелять фазанов. Когда сам притаскиваешь сучья и складываешь их на нужное место в — А что, собственно, сегодня произойдет? — спросил Тень на их третий, а может, четвертый заход.
— Ну, — протянул Смит. Они поставили барабаны у подножия лестницы в большом зале. У очага негромко беседовали несколько человек. Когда они вернулись на лестницу и были уже вне пределов слышимости гостей, Смит сказал: — Мистер Элис под вечер нас оставит. А я еще немного тут покручусь, но потом тоже уеду.
— Мистер Элис уезжает? Разве он не примет участия в вечеринке?
Вид у Смита сделался оскорбленный.
— Он же хозяин. Но. — Тут он остановился. Тень все понял: такие, как Смит, своих нанимателей не обсуждают. Они снесли вниз остальные барабаны, а после вернулись за тяжелыми кожаными мешками.
— Что в них? — спросил Тень.
— Палочки, — ответил Смит и, помолчав, добавил: — Они — древних родов. Я про тех, что внизу. Очень старые деньги. Они знают, кто босс, но это еще не делает его одним из них. Понимаете? Они — единственные, кто будет присутствовать на сегодняшнем празднике. Мистера Элиса они бы там видеть не хотели. Понимаете?
Тень действительно понял и пожалел, что Смит вообще согласился говорить про мистера Элиса. Он почему-то сомневался, что Смит хоть словом обмолвился бы тому, кто, на его взгляд, проживет достаточно долго, чтобы это слово повторить.