— Язык и должен быть длинным, а рот большим, чтоб прокормить такой живот, как у меня, — не смутился септон.
— Вы в самом деле Горячая Вдова? — удивленно спросил Эг. — Я почти с вас ростом!
— С полгода назад один мальчик сделал такое же замечание, и я отправила его на дыбу, чтоб стал подлиннее. — Леди Веббер заняла высокое сиденье на помосте и перекинула косу через левое плечо. Пушистый хвостик свернулся у нее на коленях, как спящая кошка. — Сир Дункан, мне не следовало дразнить вас, когда вы так старались быть любезным там, во дворе. Но вы так мило краснели… разве в той деревне, где вы доросли до такой вышины, девушки вас не дразнили?
— Моей деревней была Королевская Гавань. — О Блошином Конце Дунк умолчал. — Там, конечно, имелись девушки, но… — Дразнилки на Блошином Конце были такого рода, что тебе могли отхватить палец на ноге.
— Должно быть, они просто побаивались это делать — вон вы какой большой. — Рука леди Роанны рассеянно гладила косу. — Прошу вас не думать худо о леди Гелисенте. Моя сестрица проста, но совершенно безобидна. При всем своем благочестии она даже одеться не смогла бы без своих септ.
— Она не виновата. Это я обознался.
— Какая благородная ложь. Я знаю, что это подстроил сир Лукас. Его шутки бывают жестокими, а вы нанесли ему оскорбление одним своим видом.
— Как так? Я ему ничего плохого не сделал…
Ее улыбка заставила Дунка пожелать, чтобы она не была такой красивой.
— Я видела вас рядом. Вы на целую ладонь выше, а сир Лукас давно не встречал человека, на которого не мог бы глядеть свысока. Сколько вам лет, сир?
— Около двадцати, миледи. — Дунку нравилось, как это звучит, «около двадцати», хотя он был на год или два моложе. Никто не знал его возраста в точности, а он и подавно. Родители у него, надо думать, были, как у всякого человека, но он сроду в глаза их не видел, даже имен их не слышал, а на Блошином Конце никому дела не было до того, когда и от кого он родился.
— Так ли вы сильны, как кажетесь с виду?
— Насколько же сильным я кажусь вашей милости?
— Достаточно сильным, чтобы вызвать раздражение сира Лукаса. Он мой кастелян, хотя назначала его не я. Он достался мне в наследство вместе с Холодным Рвом. Вас посвятили в рыцари на поле брани, сир Дункан? Простите мне эти слова, но ваша речь доказывает, что вы происходите не из благородного дома.
«Я происхожу из канавы».
— Межевой рыцарь сир Арлан из Пеннитри взял меня к себе в оруженосцы, когда я был совсем еще мал, обучил меня правилам чести и боевым навыкам.
— И он же сделал вас рыцарем?
Дунк пошаркал ногами. Шнуровка на одном сапоге распустилась.
— Больше некому было.
— Где он теперь, сир Арлан?
— Умер. — Дунк поднял глаза, решив завязать сапог после. — Я похоронил его на склоне холма.
— Он пал в бою?
— Да нет, простуду схватил. Из-за дождей.
— Старики все болеют. Мне это известно по второму мужу. Мы поженились, когда мне было тринадцать, а ему бы исполнилось пятьдесят пять, доживи он до следующих именин. Когда он уже полгода лежал в земле, я родила сына, но Неведомый прибрал и его. Септоны сказали, что отец потребовал сына к себе. Как вы думаете, сир, это правда?
— Может, и так, миледи, — неуверенно ответил Дунк.
— Вздор. Просто мальчик родился слабеньким. Такой крошка — у него едва хватало силенок, чтобы сосать. Но его отцу боги даровали целых пятьдесят пять лет — могли бы и сыну дать чуть больше трех дней.
— Да, наверно, могли бы. — В том, что касалось богов, Дунк ничего не смыслил. Он иногда ходил в септу и молился Воину, чтобы тот дал силу его мышцам, но большей частью оставлял Семерых в покое.
— Я сожалею о смерти вашего сира Арлана, — сказала леди Роанна, — и еще больше сожалею о том, что вы служите у сира Юстаса. Не все старики одинаковы, сир Дункан. Лучше вы бы вернулись домой, в Пеннитри.
— Мой дом там, где я приношу присягу. — Дунк в глаза Пеннитри не видел и даже не знал, где оно находится — в Просторе или где-то еще.
— Так принесите ее здесь. Времена нынче неверные, и рыцари мне нужны. У вас должен быть хороший аппетит, сир Дункан — на одной курятине вам долго не протянуть. В Холодном Рву вы не будете знать недостатка в настоящем мясе и сладких пирогах. Оруженосца вашего тоже не мешало бы подкормить — у него от недоедания все волосы выпали. Жить он будет с другими мальчиками, своими сверстниками. Ему понравится. Мой мастер над оружием обучит его всем воинским искусствам.
— Я сам его обучаю, — робко возразил Дунк.
— А еще кто? Беннис? Старый Осгри? Ваши несушки? Дунк действительно одно время заставлял Эга гоняться за курами, чтобы развить в нем быстроту — но если бы он в этом сознался, Роанна посмеялась бы над ним. Ее вздернутый носик и веснушки мешали ему сосредоточиться. Пришлось напомнить себе, для чего сир Юстас послал его сюда.
— Я присягнул милорду Осгри, миледи, и этого уже не изменишь.
— Будь по-вашему, сир. Поговорим о менее приятных вещах. — Вдова дернула себя за косу. — Мы не потерпим, чтобы на Холодный Ров или наших людей нападали. Почему бы мне не зашить вас в мешок?
— Я приехал для переговоров, — напомнил Дунк, — и пил ваше вино. — Вкус еще держался у него во рту, и признаков яда он пока не чувствовал. Возможно, как раз вино и придало ему смелости. — Да и мешка, чтобы я в него поместился, у вас не найдется.
Придуманная Эгом шутка вызвала у Роанны улыбку, и Дунк испытал облегчение.
— Зато для Бенниса найдется вполне. Мейстер Серрик говорит, что он раскроил Уолмеру лицо до кости.
— Сир Беннис просто из себя вышел. Сир Юстас поручил мне уплатить пеню.
— Пеню? — засмеялась она. — Я знаю, что он стар, но не настолько же. Уж не думает ли он, что мы живем в Век Героев, когда жизнь человека ценилась не дороже мешка с серебром?
— Ваш человек не умер, миледи. Ничего страшного не случилось. Он получил рану, только и всего.
Роанна перебирала пальцами косу.
— И во сколько же оценил сир Юстас нанесенную Уолмеру рану?
— Один серебряный олень ему и три вам, миледи.
— Дешево же сир Юстас ценит мою честь — хотя три оленя, бесспорно, лучше, чем три курицы. Лучше бы он доставил Бенниса ко мне для наказания.
— Наказание — это мешок, о котором вы говорили?
— Быть может. — Она обмотала косу вокруг руки. — Пусть Осгри оставит при себе свое серебро. За кровь можно уплатить только кровью.
— Может, оно и так, миледи — но не лучше ли позвать сюда того землекопа и спросить, не предпочтет ли он оленя Беннису в мешке?
— Он, без сомнения, выберет серебро, если не сможет иметь и то, и другое. Но выбирать будет не он. Это дело о льве и пауке, а не о крестьянине, которому поцарапали щеку. Мне нужен Беннис, и я его получу. Никто не смеет вторгаться на мои земли, чинить зло моим людям и уходить как ни в чем не бывало.
— Вы тоже вторглись на землю Оплота, миледи, и причинили большое зло одному из людей сира Юстаса, — выпалил Дунк, не успев обдумать свои слова.
— Разве? — Она снова подергала себя за косу. — Если вы об овцекраде, то мое терпение истощилось. Я дважды жаловалась на него Осгри, но тот не принял никаких мер. Просить трижды не в моих правилах, и королевский закон дает мне право заточать и казнить.
Тут в разговор вступил Эг. — Только в своих владениях, — заявил он. — Король дает лордам право заточать и казнить на своих землях, не на чужих.
— Если ты такой ученый, — сказала Роанна, — то должен знать также, что рыцари-землевладельцы не имеют права наказывать кого бы то ни было без разрешения своего сюзерена. Сир Юстас живет под властью лорда Рована. Беннис нарушил мир в королевстве, пролив кровь, и должен ответить за это. Если сир Юстас пришлет его сюда, я сделаю ему на носу зарубку, и конец делу. Если мне придется ехать за ним самой, я не обещаю ограничиться этим. Дунк ощутил дурноту под ложечкой.