– А я не знал, что скажу это когда-нибудь. Но уповаю я на Клая и на его остроухую банду.
Геррер снова усмехнулся.
– Ты веришь, что они освободят нас? Веришь, что им это под силу? Веришь, что они станут стараться ради нас?
– Я не думал об этом, Гельфида. Не думал, вспомнят ли они о нас. Я верю в другое. В то, что они никогда не позволят Арсиксу и Гневу сделать со Сферой Вечности то, что они хотят сделать.
– Если Хранитель и впрямь здесь… Что им может помешать?
– Клай. Я верю в него, потому что больше мне верить не в кого. Они не превратят Родевиль в поджаренную Тарту. Судьба не позволит им.
– Может быть, судьба. А может быть, Клай. Они и оружие наши забрали.
– Наше главное оружие в другом. Скажи мне, почему мы так спокойны?
– Я начинаю догадываться. Я спокойна, потому что ты рядом, Геррер.
Геррер сделал довольно необычное лицо.
– Что ты имеешь в виду?
– Я не видела очевидного. Ты столько раз спасал меня, а ведь мог просто бросить. Я была обузой в твоих руках, но благодаря тебе я дожила до последнего. И мне не стыдно умирать вместе с тобой.
– Не ожидал, что услышу это именно от тебя.
– Я тоже. И это не всё, что ты не ожидал услышать. Я начала понимать кое-что ещё. То, что мне не приходилось ощущать, позволил ощутить мне ты. Ты, Геррер.
Её губы задрожали. Ей вдруг стало страшно, что эти слова слетели с её губ.
– У меня есть для тебя другая новость. Я скажу тебе, почему я не оставил тебя. Тогда, когда я увязался за тобой, после событий в Академии Сёгмунда, я не думал ни о чём, кроме денег и наживы. Ты же была моим веселым спутником, над которым я мог посмеяться, когда было скучно.
– Ты подонок, Геррер, – проговорила Гельфида, но слова были сказаны с улыбкой.
А по щеке пошла слеза, и ей очень не хотелось, чтобы Геррер заметил её.
– Да. Это так. Клай всё объяснил мне. То, чего я не понимал все эти недели. Я… Я люблю тебя, Гельфида.
Он сказал то, чего не успела сказать она. Он опередил. Он оказался смелее.
– Ты глупый варвар. Ты не понимал этого. Не понимал и того, что ощущала я. Чего же стесняться мне, Геррер? Стесняться в предсмертный час? До смерти ты мой… Я сказала это слишком поздно.
И она, не спросив никакого разрешения, вцепилась в его губы. Это был самый сладкий и нежный поцелуй в её жизни, и до ужаса не хотелось, чтобы он кончался. Гельфида вдруг ощутила островок счастья посреди черноты. И это счастье было неотесанным, бородатым и глупым варваром.
Глава 13. История одного герцога
I
Солон не мог прийти в себя ещё долгое время. В голове не могло уложиться, что он вообще делает в этом вонючем и темном подземелье. Ведь когда он выходил на своё дело, вряд ли ожидал, что оно закончится именно так.
И откуда только у Хигеля Рейхеля хватило столько смелости, чтобы поступить так с самим принцем? Быть может, он тоже знал о том, что никакой Солон не принц, и более того – он обычный самозванец?
Выходит, что половина акрской охраны подкуплена племянником герцога, а возможно, что ещё хуже – и вся. В этом месте нет справедливости, её следует искать не здесь. Солон осознал, что должен был это понять за то время, что является принцем.
Никто не заметил, как люди Хигеля вели активно сопротивляющегося Солона по темным коридорам замка – они будто нарочно пустовали.
Это были темницы Акры – в этом более не было никаких сомнений. Они находились глубоко, относительно глубоко основного фундамента замка Рейхеля. Сюда не проникал солнечный свет – и Солон не мог понять, наступило утро или нет.
А ведь пробыл он здесь уже заметно долго, а спать не собирался, несмотря на то, что в сон давно клонило. Но в таких местах Солон не спал, даже когда был настоящим Солоном Моррисоном, а не Принцем Энтоэном. Даже тогда у него была вполне себе мягкая и уютная постель. Не в сравнение с этими каменными стенами и полом.
Солон попытался не вдаваться в панику. Хотя самым неприятным был даже не тот факт, что Солона поймали, а то, что он лишился последней надежды выбраться – в лице волшебной палочки. Тогда, когда Солона скрутили, оно переломилась надвое, словно вишневый прутик, и уже больше не могла действовать.
Хороший волшебник должен уметь пользоваться магией и без помощи волшебной палочки – только вот был ли Солон хорошим волшебником? Явно такое определение не про него.
Попытавшись всмотреться в темные стены, Солон обнаружил, что многие узники занимались здесь подобием творчества – что-то карябали на стенах, что иногда складывалось в рисунки или какие-то изречение.
«Смерть – моя свобода» – была выгравировано какой-то клинописью прямо возле Солона.