Через поколение франки ответили Первым Крестовым Походом.
На этой драматической точке Хаким сделал паузу. Плам уловил его цель. Очевидно, этот человек нуждался в том, чтобы его обвинили — или поверили ему. Вчера он почти просил о том, чтобы его считали воплощением зла.
— Значит, это ты устроил все это.
— Весь этот вред. Бесполезное кровопролитие во имя религии, потому что я хотел сломать эти установления, а не использовать их. Разве я не должен был прославиться через столетия за мои ошибки? Возможно, Ленин был более великим, чем я. Он преуспел там, где у меня не получилось.
Плам покачал головой:
— Вот в этом и вердикт. Не в том, как сложилась моя прежняя жизнь. Во всяком случае, ленинская религия коммунизма — не вижу, чтобы она была лучше, чем другие. Люди некоторым образом за нее умирали.
Хаким улыбнулся:
— Мне нравится, как ты оцениваешь труд. Но мы с Мапией предвидели твои оговорки. Тайны внутри тайн! Это — та тайна, которую я не могу выдать. Исключительная женщина!
Он снова подошел к окну и заговорил более рассчитанным на публику голосом:
— Для тебя мои женщины не существуют. Ты никогда не будешь полезным для них по той же мерке, как мои любимцы.
Ничего скандального в тебе нет. Никакой энергии, какую я мог бы взять и использовать. Я просто дам тебе бумагу и чернила и доверюсь насчет результата.
На этой ноте он удалился, только в этом однокомнатном сооружении не хватало пространства для выхода. Для выразительного отступления требуется три шага, ну, два, если там имеется дверь, которой следует драматически хлопнуть. Но Хаким на третьем шаге был уже вне помещения, говоря о чьей-то предстоящей казни.
Повестка дня у тирана была весьма заполнена делами. Плам восстановил в памяти последние десять минут и решил, что этот человек снова его достал. Одолел его. Больше всего из своих произведений он гордился вовсе не английской лирикой и не искусством рассказчика. Нет, он высоко ценил сюжеты этого Руде Голдберга, полные точных до мелочей и невероятных совпадений.
Ему стоило громадных трудов собрать их вместе — это была более тяжелая работа. Гораздо легче было избавиться от многословия.
Хаким? Хаким был живым заговором. Едва ли можно удержаться от того, чтобы сочинить историю о дервише вроде него, который вертится рядом. Это Вудхаузу не нравилось.
Реальность есть реальность, а сочинительство — сочинительство, и никогда эти две категории не должны встречаться. Ему-то всегда нравились персонажи его рассказов, но нравятся ли этим персонажам их автор? Результат пришел вместе с местью, ибо Хаким имел над ним авторскую власть.
Плам взорвался. Что здесь было ценного, так это слуги, самозванцы. Вещи, знакомые каждому читателю. А как насчет любовной линии? Или наводящей ужас тетушки? Что ж по другую сторону стены такого сколько угодно, — там, в женском саду.
Да, он мог бы что-то из этого сделать. Это могло быть своего рода терапией. Если Хаким сдержит свое обещание насчет бумаги, Пламу удастся написать рассказ: вежливая обходительность в Мире Реки, что-нибудь, чтобы восстановить свое ощущение равновесия. Что-нибудь такое, чтобы поставить Хакима на место.
Осторожнее. Лучше всего вести тонкую игру, принимая во внимание весь этот чертов фанатизм. Актерский состав может играть в костюмах и масках. Это обстоятельство создавало хорошую проблему, и весь остаток дня и вечер Вудхауз посвятил разработке замысла.
К утру он все добавлял подробности и хотел бы все их запомнить. Хаким и его команда снова пришли с дневным визитом.
— Люди, которые одновременно умирают — они что, воскресают в одном и том же месте? Ты слышал какие-то разговоры об этом? Любовники и тому подобное?
Плам в недоумении заморгал глазами:
— Я… я не знаю.
— Сделаем эксперимент. Набуч и Афганец могут быть любовниками где-нибудь в другом месте, с моего благословения, — голос у него дрогнул, точно у новичка, впервые севшего перед микрофоном. — Неестественных пороков здесь не терпят.
— А-а…
Плам сосредоточился, глядя на двух советников по истории, которых подвели к большому дереву. Прижали к стволу.
Привязали. Если такое случается часто, немудрено, что имеются свободные хижины для вновь прибывших, как он сам.
Хаким подошел сзади и протянул ему пакет:
— Бумага, перья и чернила. Не смотри так, как будто бы это тебя огорчает.