Еще один грааль, еще один ромейский городок. Его назвали Фессалоники в честь второго города империи Алексея. Жители развели костер. Алексей видел пляшущих вокруг огня мужчин и женщин.
Музыка черепаховых лир и высокие голоса едва долетали до его ушей. Он улыбнулся. Уж лучше бы ему теперь плясать у костра, чем плыть по Реке во мраке.
Посреди следующего отрезка в полной темнотище еще один каркун, фыркая, подплыл к Алексею, надеясь, вне сомнений, что это мертвая туша. Басилевс ударил рыбу кулаком. Она ущипнула его за ногу, прежде чем бежать. Он надеялся, что нога не закровоточила. Кровь в воде привлекла бы Рыбу-Дракона куда вернее, чем что-либо еще.
Последним городом ромеев перед границей с борну была Никея. На границе полыхало несколько ярких костров: подразделение ромеев несло дозор, следя за неверными. Менее чем в полутора сотнях шагов стоял пограничный дозор черных, равный по численности дозору Алексея. Борну скакали вокруг костров под бой барабанов из бамбука с покрытиями из шкур красной рыбы. Они потрясали копьями с кремневыми наконечникам и выкрикивали угрозы ромеям через границу. Большинство ромеев и, пожалуй, к счастью, их не понимало.
Алексей поглядел вперед. И очень скоро заметил на Реке факелы. Борну, как он узнал после самого своего воскресения, происходили из пустынных областей Африки; они были непривычны к воде.
Но они также не отличались глупостью и понимали, что если Новый Константинополь пожелает снестись с Шайтауном, Река — естественный путь для посланцев.
Басилевс нырнул и поплыл дальше под водой. Он попытался убраться как можно дальше под тисовый ствол. Лишь верхушка полого бамбука выдавалась над поверхностью воды. Другой конец путник держал во рту. И дышал через бамбук, глубоко, медленно и размеренно. Трактат по военному делу, созданный за сотни лет до его эпохи, который он однажды прочел, сообщал, как славяне использовали этот прием, чтобы их не заметили ромеи. А теперь, как ему подумалось, басилевс ромеев оборачивает его против варваров. Глаза он оставил открытыми, хотя вода вокруг была черной, как тушь.
Затем сквозь непрестанно колеблющееся зеркало поверхности он увидел полыхание факелов. Он знал, что борну с факелами пристально вглядываются в Реку. И если приметят его бледную кожу, несмотря на темные ткани, в которые он завернулся, если, волей недоброго случая, они разглядят конец его дыхательной трубки и поймут, что это… Если случится одно или другое, басилевсом станет Исаак.
Алексей только надеялся, что борну, в конечном счете убьют его, а не станут пытать почти до смерти, чтобы потом дать оклематься, и опять все сначала.
Свет факелов потускнел и пропал, по мере того, как дерево плыло все дальше. Алексей испустил вздох облегчения через свой полый бамбук. Еще некоторое время он оставался под водой, дабы всплеск при выходе на поверхность не выдал его врагам. Но довольно скоро потребовалось выставить голову.
Нужно было наблюдать за землями, мимо которых текла Река, чтобы знать, когда он минует владения борну и попадет в область Шайтауна. Следовало также высматривать на Реке плоты и лодки. Он не удовольствовался одной цепью дозоров, будь он Муса ар-Рахман, а он не смел предположить, будто султан менее осторожен, нежели он сам.
Разумеется, ему понадобилось погрузиться и дышать через трубочку еще два раза. Но люди борну, очевидно, не нашли ничего подозрительного в дереве, плывущем вниз по течению после бури. Хотя, казалось, один из их факелов реял прямо над его головой, они ни разу не пошарили в воде копьями.
После третьего ряда плотов на Реке не оказалось никаких сторожевых мусульманских постов.
Алексей проплывал мимо одного их поселения за другим. Он устал и начал замерзать оттого, что так долго находится в воде, но охотно выносил и усталость, и холод ради выигрыша, который могло ему дать путешествие.
Борну, как ему представилось, укрепили свою границу с Шайтауном еще основательней, чем границу с Новым Константинополем. Палисад из бамбука и дерева бежал от Реки к непроходимым горам, ограничивавшим с суши каждую область.
Вскоре после того, как Алексей миновал палисад, он оторвался от тиса и стал грести к берегу.
Бамбуковую трубочку он сохранил: кто мог бы предвидеть, когда она опять ему пригодится.
Он с всплеском выбрался на берег. Часовые Шайтауна были бдительны: едва он успел вылезти из воды, как кто-то окликнул его:
— Эй! Кто ты и какого дьявола тут делаешь? Это он разобрать сумел, хотя очень мало понимал на их языке. Жители владений Мэра называли свой язык английским, но он едва ли напоминал язык, которому император научился у англов и саксов из своей Варяжской Гвардии — тех, что покинули Англию после того, как ее прибрал к рукам Вильгельм Завоеватель. Алексей, которому довелось иметь дело с Робером Гискаром и его сыном Богемуном, тоже не жаловал норманнов.