Орлы переглянулись, как будто хотели сказать: «Неужели?»
Гортензия продолжил перечислять остальных, но его уже не слушали.
— Позови Хитриссу, — коротко приказал орел своей подруге.
Орлица мгновенно поднялась в воздух, и снова Гортензия заметил рядом с нею какой-то клочок тумана, размером не больше совенка.
«Может, это скрум?»
Но нет! Чем пристальней он всматривался, тем лучше видел, что это настоящая, живая сова. Да не просто сова, а целая пятнистая неясыть, только вся выцветшая и бледная, и летает она как-то неровно, зигзагами. Наверное, это и есть Мгла. Неужели он смог ее разглядеть?
Вскоре орлица и Мгла вернулись обратно, но не одни, а с летучей змеей, сверкавшей, будто свиток зеленого пламени.
— Познакомься, это Хитрисса, — пророкотал орел.
Молодой неясыть затрясся от страха. Хорошо еще, что он не летел, а то непременно шлепнулся бы вниз! Крылья у него опали, будто окаменев.
Змея повернула свою плоскую ромбовидную головку и уставилась на Гортензию блестящими бирюзовыми глазками. Из ее пасти показался острый раздвоенный язычок. Ну и чудеса! Один кончик языка был кремово-белый, а второй — малиновый.
— Кажется, я его очччшшшаровала, — насмешливо прошипела змея.
— Успокойся, — сказал орел Гортензии. — Она не сделает тебе ничего плохого.
«Успокоиться? Да он, наверное, спятил! Какое может быть спокойствие, когда стоишь в двух дюймах от существа, у которого яда хватит перетравить целое совиное царство!»
— Хитрисса полетит с нами на старый клен. Попробуем аккуратно нанести ее яд на рану сипухи, тогда у раненого появится шанс на спасение, — объяснил орел и, помолчав, добавил: — Если, конечно, еще не слишком поздно.
Гильфи тихо плакала в углу. Остальные пятеро, оцепенев от горя, сидели в темноте. Гортензия прислушался, но так и не услышал страшных хрипов больного. Судя по всему, тот уже умер. Однако приглядевшись, заметил едва различимое колыхание его грудных перьев.
Для орлов дупло оказалось слишком тесным. Орлица едва смогла просунуть внутрь голову, чтобы осмотреться. Оценив ситуацию, она принялась подавать безмолвные знаки другу.
— Принимайся за дело, Хитрисса, это очень хорошая сова, он должен жить, — пророкотал орел.
Копуша, Гильфи и Сумрак встрепенулись, узнав орлов, которые когда-то в пустыне пришли им на помощь.
— Зана! Гром! — еле слышно прошептала Гильфи. — Как вы здесь очутились?
В следующий миг раздалось оглушительное хлопанье крыльев. Шестеро друзей прижались к стенам, когда Хитрисса одним стремительным броском вползла внутрь и, изогнувшись буквой S, повисла на сучке прямо над головой Сорена.
— Успокойтесь. Эта змея — последняя надежда Сорена. На одном кончике ее языка находится яд. Если смешать его с содержимым второго кончика, получится сильнейшее лекарство от заражения крови.
Шестеро сов молча вернулись на свои места.
Змея опускалась все ниже и ниже, пока ее головка не оказалась прямо над растрепанными хвостовыми перьями Сорена. Раздвоенный змеиный язык быстро-быстро заметался туда-сюда, ощупывая сломанное перо.
— Ссшшшсначала я должшшшна выташшшщщщить это перо. Вссе равно оно уже сссшшшломано. Посссле этого мошшшно будет залезззть язззыком в рану.
Гильфи обессиленно привалилась к Сумраку. Она едва не хлопнулась в обморок при одной только мысли о том, что змеиный язык будет копошиться у Сорена в ране.
Метавшийся в жару Сорен увидел над собой что-то зеленое и светящееся. Почему шрам на горле Тетушки Финни вдруг позеленел? Или это зеленая молния? Очень странно и очень красиво… Почему все шарахнулись от него прочь? Чего они испугались? Это же совсем не страшно… Мысли роем закружились у него в голове.
«— Бросьте, ребята. Нечего бояться. Ой, Гортензия! Гортензия, я ведь думал, что ты погибла! Нет-нет, это я не тебе, мальчик… Я говорю с той, настоящей Гортензией. С той, которую Тетушка Финни сбросила с самого высокого утеса Инкубатора… Как тебе удалось спастись, Гортензия?
— Меня поймал Гром. Он подлетел в тот самый миг, как я упала.
— Гортензия, только не говори, что ты скрум! Умоляю тебя, пожалуйста! Я встретил скрумы своих родителей. Это было так больно, так тяжело… Прошу тебя, не будь скрумом. Я просто рехнусь, если ты окажешься скрумом!
— Ай-ай-ай, с тех пор, как мы расстались, твоя речь стала намного грубее.
— Я не шучу, Гортензия. Скажи мне, что наш разговор не происходит у меня в голове, как если бы я говорил со скрумом?»