Беда была только в том, что Отулисса вечно хвасталась своими знаниями и порой ужасно действовала всем на нервы.
Друзей особенно раздражало, когда она начинала бахвалиться своими именитыми родичами, которые сплошь были мыслителями и учеными, как, например, ее гениальная пра-пра-пра-тетушка Стрикс Эмеральда, автор бесчисленных научных трактатов. Только и было слышно: «Стрикс Эмеральда то да Стрикс Эмеральда сё…»
Через какое-то время сидящие за столом миссис Плитивер перестали слушать Отулиссу и снова заговорили о своем.
Гильфи обернулась к Сорену и тихо шепнула ему на ухо:
— Ты заметил, что в столовой нет ни Эзилриба, ни остальных членов парламента?
Сорен кивнул.
— Великие дела? — усмехнулась его подруга и подмигнула одним глазом.
Сорен заволновался. Гильфи явно что-то задумала! Что ж, ему давно хотелось отвлечься. Жизнь Сорена потихоньку вошла в привычное русло, хотя, разумеется, уже не могла быть прежней после того, как он понял, кто заманил Эзилриба в Дьявольский Треугольник!
Его собственный, его родной брат поклялся убить его!
Сорен часто думал об этом. Днем и ночью его преследовал образ Клудда, улетавшего прочь в своей плавящейся металлической маске, дико визжа на весь лес: «Смерть Нечистым! Смерть Сорену!»
«Мой родной брат. Мой родной брат стал Металлическим Клювом и поклялся убить меня!»
После завтрака совы покинули обеденный зал и отправились по своим дуплам. Снаружи бушевала вьюга, небо побелело от снежной круговерти. В такую же снежную ночь Сорен с Гильфи, Сумраком и Копшуей впервые очутились на Великом Древе.
Когда четверо друзей и Эглантина, сестра Сорена, остались одни, Гильфи негромко сказала:
— Я уже сказала Сорену, а теперь повторю для всех — происходит что-то очень важное.
— Откуда ты знаешь? — спросил Копуша.
— Ни один из членов парламента не присутствовал за завтраком. Значит, у них ответственное совещание.
— Наверное, готовятся к войне! — ухнул Сумрак. — Бьюсь об заклад, нас с вами поставят во главе дивизий!
— Жаль тебя разочаровывать, Сумрак, но война тут ни при чем! — отрезала Гильфи.
Сумрак и в самом деле был разочарован: он обожал сражаться: невероятное проворство вкупе с боевой яростью делали его несравненным воином.
— Речь идет не о войне, — повторила Гильфи. — Все дело в магнетизме!
— Великий Глаукс! — простонал Сумрак. — Что за скучища! Можно подумать, нам мало лекций по магнетизму от Отулиссы!
— Это очень важно, Сумрак. Мы должны как следует изучить этот предмет, — возразил Копуша.
— В этом-то все и дело, — заговорщически прошипела Гильфи. — Этот предмет — скрытень.
— Скрытень? — хором ухнули остальные.
— Так называют запрещенные знания!
— Запрещенные знания? Этого не может быть, Гильфи! — воскликнул Сорен. — Наверное, ты ошиблась! На Великом Древе нет никаких запретов! Это не в обычае Ночных Стражей. Они никогда не запрещают науки, а напротив, стараются дать нам как можно больше знаний!
— Возможно, раньше так оно и было, но сейчас кое-что оказалось под замком, — упрямо ответила Гильфи.
— Мне это не нравится! — отрезал Сорен. — Я против того, чтобы что-то объявлялось скрытней и пряталось под замок!
— Я тоже, — бухнул Сумрак.
Копуша моргнул, потом еще раз — очень медленно, как делал всегда, когда что-то обдумывал, а потом сказал:
— Да, я тоже считаю недопустимым прятать знания от молодежи. Только представьте, что было бы, если бы Отулиссе запретили читать книгу про Дьявольский Треугольник! Тогда бы мы никогда не освободили Эзилриба!
— Я считаю, надо пойти и прямо заявить им об этом! — подала голос молчавшая до сих пор Эглантина.
— Прежде чем что-либо предпринимать, — решительно заявил Сорен, — нужно убедиться, так ли это на самом деле.
— Значит, лезем в корни, Сорен? — уточнила Гильфи.
— Про скрытень ты тоже там узнала?
Гильфи кивнула. Она выглядела слегка смущенной, поскольку Сорен вынудил ее открыто признаться в таком неблаговидном занятии, как подслушивание заседаний парламента.
Толщу ствола Великого Древа Га'Хуула прорезали тысячи узких ходов, и несколько месяцев тому назад, когда страдавшая бессонницей Гильфи в очередной раз отправилась бродить по его бесконечным коридорам, сычик-эльф наткнулась на очень странное место под корнями Древа.
По какой-то необъяснимой причине древесина ствола там настолько истончилась, что каждое слово, сказанное в расположенном выше зале заседаний парламента, эхом отдавалось в корнях дерева.