— Мамочка приготовила для тебя сюрприз.
— Сюрприз? Я увижу папу? И Сорена?
Эглантина моргнула и пошире распахнула глаза.
«Мама она или не мама? Как проверить?»
Примула тоже слышала этот разговор.
Дупло, в котором ее держали, находилось совсем рядом с дуплом, где Эглантина разговаривала с белоликой сипухой.
«Глаукс всемогущий, о чем она говорит? Как тут может оказаться Сорен или отец Эглантины, и вообще, что эта за сова, которую Эглантина зовет „мамой“?»
Примула уже слышала подобные разговоры — в тот день, когда он вслед за Эглантиной прилетела в Клювы, как раз перед тем, как ее затолкали в мешок!
Тогда она просто ушам своим не поверила и вот теперь снова слышит этот бред.
Умница Примула не только спаслась от сокрушения, но и обвела своих тюремщиков вокруг клюва, притворяясь оболваненной. Особенно ей удался бессмысленный, стеклянный взгляд, который она так часто видела у Эглантины. Тогда Примула списывала это на последствия лихорадки, но теперь ей открылась правда.
У Эглантины был взгляд сокрушенной совы, в этом больше не могло быть сомнений.
Однако несмотря на всю свою ловкость, Примула по-прежнему оставалась пленницей и в этом смысле мало чем отличалась от Эглантины. Пусть Эглантина могла свободно улететь на Великое Древо и вернуться обратно — это была лишь мнимая свобода. Разум ее был полностью подчинен здешними совами.
Примула уже не сомневалась, что они попали в когти к Чистым.
О побеге нечего было и думать, несмотря на то, что в Клювах оставалась лишь часть войска Клудда. Сам Металлический Клюв вместе с несколькими сотнями своих воинов куда-то исчез.
Выходит, Отулисса все-таки была права: после прошлогодней осады острова нужно было немедленно атаковать врага. Чистые собираются снова идти в наступление.
Как может бороться с этими чудовищами один-единственный воробьиный сычик, ростом в семь дюймов и весом в две унции?
Примула повернула голову к выходу из дупла, чтобы лучше слышать странный разговор, происходивший внизу (в нижнем дупле).
Выл ветер, и высокая ель на берегу Зеркального Озера угрожающе раскачивалась под его порывами.
— Странная погода для Клювов, — пробормотала огромная белая сипуха и тут же беспечно добавила, обращаясь к Эглантине: — Пришло время показать тебе мой сюрприз, дорогуша.
Сипуха подняла голову и дико завизжала. В тот же миг какой-то пушистый комок шлепнулся на пол из небольшого отверстия в потолке.
Эглантина невольно зажмурилась. Прямо перед ней, рядом с невесть откуда появившейся Рыжухой стояла Примула.
Совы уставились друг на друга, но во взглядах их не было ни удивления, ни тревоги.
— Это твоя крошка-подружка, — пропела белая сипуха, переводя внимательный взгляд с Примулы на Эглантину и обратно. — Ты удивлена? Мамочка всегда поощряла дружбу, ты же знаешь!
Эглантина почувствовала тревожную дрожь в желудке.
— Привет! — еле слышно проговорила Примула.
Эглантина промолчала. Она не знала, что сказать.
Сотни вопросов теснились у нее в голове. Почему у Примулы такие пустые глаза? И Примула ли это? Может быть, Примула ей только снится, как и мама? При этой мысли желудок у нее свело судорогой.
Тем временем мама высыпала на пол кучку сороконожек и ласково посмотрела на Примулу с Рыжухой.
— Мы с Эглантиной всегда поем миленькую песенку про сороконожек, правда, дорогуша?
Эглантина обернулась и устремила на сипуху испепеляющий взгляд своих блестящих черных глаз.
Одна-единственная мысль пульсировала в ее голове:
«Что лучше — жить на свете без мамы с папой или жить во сне с пригрезившейся мамой?»
Она знала ответ. В одну мельчайшую долю секунды пелена спала с глаз Эглантины.
— Эгги! — оглушительно заорала она. — Моя мама звала меня Эгги! Она никогда не называла меня дорогушей!
Теперь Эглантина отлично видела, что перед ней никакая не мама — совсем не мама, даже не приснившаяся мама! Это была Нира, страшная подруга Клудда.
Свирепый огонь вспыхнул в глазах Ниры, и она угрожающе двинулась на Эглантину. Клюв ее распахнулся, приготовившись к удару.
Но тут оглушительный треск разорвал тишину ночи.
Примула почувствовала, как все перья на ее теле встали дыбом. Эглантина, оцепенев от изумления, смотрела на то, как белые перья Ниры поднимаются торчком, словно колючки.
А потом послышалось жуткое шипение, и высокая ель вспыхнула огнем.