Не успели подруги опуститься на ветку, как рядом с ними очутилась Нира со своей эскадрильей. Но это было уже не страшно, потому что прямо за ними, с пылающими ветками наперевес мчалась лучшая в мире стая.
Эглантина впилась глазами в Сумрака, который изо всех сил гнался за Нирой. Рядом с ним летел Сорен, да не с одной, а сразу с двумя ветками: одну он сжимал в клюве, а вторую удерживал когтями!
Мартин сновал между совами и поджигал их ветки от своего пылающего прутика.
Руби стремительно понеслась наперерез вражеской эскадрилье и заставила Чистых рассыпаться.
А над всем этим смятением, перекрывая рев и треск пламени, гремел гулкий голос Сумрака.
Он, как всегда, затянул свою новую боевую песнь:
Нира так растерялась, что на миг застыла. Она никогда еще не встречалась в бою с Сумраком, чьи боевые песенки не уступали по остроте самым острым боевым когтям.
Нира, разумеется, слышала о распевающей куплеты сове, но никогда не верила, что какие-то жалкие дразнилки могут обезоруживать грозных воинов.
«Но ведь я не обычная сова! И я хочу вернуть своего птенца, своего малыша, свой Священный шар!»
И она услышала над своей головой испуганное сердцебиение двух затаившихся в ветвях сов.
Дальше все произошло так быстро, что Эглантина с Примулой не успели ничего понять. Они даже криков не слышали.
Нира чудом увернулась от удара горящей палки Сумрака и взмыла вверх, прямо туда, где сидели подруги. Примула что-то закричала, а потом вдруг исчезла.
Неужели Нира ее убила? И почему тогда она, Эглантина, продолжает стоять на ветке, сжимая когтями яйцо?
Потом к ней вернулся слух, и она услышала доносившиеся из пламени голоса:
— Брось яйцо! Брось яйцо!
Это кричал Сорен.
— Я не могу! Не могу! Оно даст нам могущество, как ты не понимаешь? Оно даст нам силу!
И тут раздался грозный окрик, от которого у нее похолодело в желудке. «Великий Глаукс, это же сам Борон!»
— Немедленно брось яйцо. Это приказ!
А потом все голоса вдруг зазвучали глухо, словно издалека. Желудок у Эглантины оцепенел, она не могла отвести остекленевших глаз от самого прекрасного в мире зрелища. Перед ней плясали языки пламени — свободные, веселые, они развевались, подобно пышным боевым знаменам на фоне черного неба.
Бушующий пожар сыграл с Эглантиной самую страшную шутку.
Пламя очаровало ее, заворожило, она была на полпути к полной огненной слепоте. Она больше не чувствовала жара. Она видела только красоту.
Эглантина не замечала, как огонь несется по верхушкам деревьев, готовясь поджечь крону дерева, на котором она сидела.
— Верховой пожар! — проревел Сорен. — Огненный венец, Эглантина! Ты сейчас сгоришь заживо!
ГЛАВА XXI
Хандра
Нира смотрела на осколки яичной скорлупы, лежащие возле ее лап. Потом осторожно дотронулась до них когтем.
— Пора лететь, Ваше Чистейшество. Как бы нас не завалило раскаленными углями. Да и дерево это… — Жуткоклюв запрокинул голову к кроне, откуда свалилось яйцо, — …оно вот-вот рухнет. Ничего, Ваше Чистейшество, у вас будет еще много яиц, уж вы не сомневайтесь.
— Я не сомневаюсь, но я не прощу. Клянусь, что убью Эглантину, даже если это будет стоить мне жизни. — Белоснежный лик Ниры стал почти черным от гари и копоти. Она взмахнула крыльями, потом еще и тяжело поднялась в воздух. — Убью, убью, убью!! Клянусь, что убью Эглантину-предательницу и убийцу Священного шара!
Придя в себя, Нира обернулась к Жуткоклюву:
— Куда они все подевались? Их же был целый дивизион? Не могли они просто раствориться в воздухе?
Они летели к западу, в сторону заповедных земель, которые совы называли Далеко-Далеко и где располагалось секретное убежище Чистых.
— Это… — замялся Жуткоклюв. Он знал, что она обязательно об этом спросит, заранее приготовил ответ, но все-таки ему было немного не по себе. — Видите ли, Ваше Чистейшество, эти совы с Га'Хуула куда лучше нас шастают по пожарам. Тут им нет равных, уж вы не серчайте. Они могут прятаться за стеной пламени и находят там такие пути, которые нам ни в жизнь не разыскать.