Камбер заметил и одним движением блокировал руку. Ни на йоту не отступая от намеченной цели, он навалился на распластанного михайлинца и удвоил силу мысленного натиска. Знание вливалось в мозг михайлинца во всей полноте, начиная со дня смерти Элистера до последней минуты.
Джебедия замотал головой и закричал по-звериному, леденящим кровь криком. Вырвавшись, он ухватил Камбера за мантию и тянул к себе, разглядывая пустыми, невидящими глазами. Тем временем в другой руке вновь появился кинжал.
Но это не смущало Камбера. Он безжалостно вытолкнул последнюю порцию знания: происшедшие с Синхилом перемены к лучшему, круг тех, кто знал правду о Камбере-Элистере; последствия провала всего этого замысла: борьба против Дерини вернувшихся ко двору дворян-людей, гибель для всех участников представления, туманная судьба страны.
На этом Камбер ликвидировал все связи, кроме одной, способной вызвать потерю сознания и в случае необходимости — смерть. В то же время он приказал своему заимствованному облику исчезнуть, и Джебедия увидел перед собой полные надежды и страдания глаза Камбера. Кинжал был прижат к его горлу, готовый прорезать кожу, но Камбер не обращал внимания на холод стали, молясь, чтобы здравый смысл удержал Джебедию от отказа принять полученные знания, а его — от греха убийства.
Джебедия, так и не осознав открывшегося ему, понял, что снова свободен, и они покатились по полу. Рыцарь одержал верх, он сидел на груди противника, под острием оружия учащенно бился пульс на шее, лежавший под ним более не мог сопротивляться. Он был обречен.
В глазах Камбера Джебедия видел мольбу.
Только теперь до него дошло, что он едва не совершил. Михайлинец сдавленно вскрикнул, в глаза вернулось осмысленное выражение, рука выронила кинжал. Камберу показалось, что он видит поток сознания, мчавшийся в мозгу Джебедии, когда тот застыл, разжав ладонь, а оружие валялось возле уха Камбера.
Затем веки сомкнулись, из лихорадочно сокращающегося горла вырвался всхлип, и рыдающий Джебедия упал в объятия Камбера.
Камбер осторожно выбрался из-под дрожащего тела и сел, утешая человека, только что потерявшего горячо любимого друга, бывалый воин плакал, как ребенок, и Камбер утешал его, как сына. Всхлипы затихли, и Камбер осторожно погладил дрожавшую голову, возвращая Джебедию к действительности.
— Прости, что пришлось сделать это, — прошептал он, убедившись, что здравый смысл возобладал над чувствами Джебедии. — Наверное, я должен был сказать тебе раньше. У тебя было право знать это. Мы небезосновательно полагали (к тебе это не имеет отношения), что чем меньше людей будут знать обо всем, тем безопаснее, Я боялся, что ты сам можешь догадаться, и тогда мне не удастся сдержать твой гнев! Теперь знаю, что мне не следовало делать того, что я вытворял сегодня перед тобой.
Громко шмыгнув носом, Джебедия отстранился, вытер рукавом лицо и снова сел на нижней ступени, прижав колени к груди. Камбер тоже сел поудобнее, стараясь не беспокоить Джебедию.
— Я… и не замечал, — выдавил Джебедия, отвечая на последние слова Камбера— Я хочу сказать, что я понимал, что-то изменилось, и я… я ревновал к Джорему, но мне и в голову не могло прийти, что передо мной не Элистер или что это вы.
Он постарался вернуть себе самообладание, поднял голову, с трудом глотнув и глубоко вздыхая.
— Что… — Он набрал воздуха и начал снова. — Что бы вы сделали, если бы не заставили меня принять… это?
Камбер поджал губы и на мгновение опустил глаза, потом взял себя в руки, снова поднял голову, нажимая на сознание михайлинца.
— Боюсь, я не так честен, каким тебе хотелось бы видеть меня, — прошептал он, когда Джебедия почувствовал результат и едва не потерял сознание. Камбер ослабил давление последней связи и, поддерживая Джебедию, взял его за плечо. — Как видишь, я припас последнее, самое эффективное оружие. Если бы мне действительно пришлось применить его, результат мог быть различным.
Джебедия вздрогнул и понимающе кивнул.
— Вы бы убили меня, — произнес он безразлично — И были бы правы. Вы могли оставить мне жизнь только как союзнику. Ваша цель слишком важна, чтобы игнорировать опасность разоблачения. — Он помолчал. — Боже мой, что вы пережили за эти месяцы! Мои страдания блекнут рядом с вашими…
— Тс-c. — Камбер поднял руку, прерывая. — Ты имел право на собственные чувства. Оттого, что твое недоумение основывалось на неведомом тебе обмане, оно не становилось менее болезненным. Если бы я имел смелость сообщить правду раньше… Он никогда бы не оставил тебя в одиночестве и отчаянии, как сделал это я.