Гектор. Мне только что сказали об этом... Ну и что же?
Андромаха. Что греки требуют ее возвращения? Что их гонец прибывает сегодня? И что если ее не вернут — будет война?
Гектор. А почему ее не вернуть? Я сам это сделаю.
Андромаха. Парис никогда не согласится.
Гектор. Парис моментально уступит мне. Кассандра его сейчас приведет.
Андромаха. Он не может уступить. Его слава, как вы это называете, обязывает его не уступать... А может быть, как он говорит, и его любовь.
Гектор. Посмотрим! Беги к Приаму, спроси у него, не может ли он выслушать меня сейчас же. Сама успокойся. Все те троянцы, которые уже воевали и которые могут еще воевать, не хотят войны.
Андромаха. Остается еще много других. (Уходит.)
СЦЁНА ШЕСТАЯ
Гекуба, Андромаха, Кассандра, Гектор, Парис, Демокос, Маленькая Поликсена, Геометр.
Приам. Ты что-то сказал...
Гектор. Я сказал, отец, что мы должны поспешить закрыть ворота войны, запереть их на засовы, на замки, чтобы ни одна мушка не могла проникнуть через них.
Приам. А мне показалось, ты что-то сказал покороче.
Демокос. Он сказал, что ему нет дела до Елены.
Приам. Наклонись...
Гектор повинуется.
Ты ее видишь?
Гекуба. Конечно, он ее видит. Я спрашиваю, есть ли хоть один человек, который не смог бы ее увидеть? Она шествует по всему городу.
Демокос. Это шествие красоты.
Приам. Ты ее видишь?
Гектор. Да... И что?
Демокос. Приам спрашивает, что ты видишь!
Гектор. Я вижу молодую женщину, которая завязывает сандалию.
Кассандра. Она делает это не спеша.
Парис. Я увез ее голой, без всякой одежды. Это твои сандалии. Они ей немного велики.
Кассандра. Маленьким женщинам все велико.
Гектор. Я вижу прелестные бедра.
Гекуба. Он видит то, что вы все видите.
Приам. Мое бедное дитя!
Гектор. Что?
Демокос. Приам тебе сказал: «бедное дитя».
Приам. Не знал я, что троянская молодежь дошла до этого.
Гектор. До чего?
Приам. До невидения красоты.
Демокос. А поэтому и любви. Иначе говоря, мы дошли до реализма! Мы, поэты, называем это реализмом.
Гектор. А троянские старики понимают и красоту и любовь?
Гекуба. Это в порядке вещей. Любовь понимают совсем не те, кто любит и кто красив.
Гектор. Любовь, обычное явление. Я не намекаю на Елену, но красоту встречаешь на каждом углу.
Приам., Гектор, не криви душой. Разве с тобой не случалось, что, взглянув на женщину, ты вдруг почувствуешь, что она совсем не такая, какой кажется, что она блестящее олицетворение мысли и чувства.
Демокос. Так рубин олицетворяет кровь.
Гектор. Но не для тех, кто видел настоящую кровь. А я только что насмотрелся.
Демокос. Это символ. Хотя ты и воин, может быть, ты слыхал о символах. Встречал ли ты женщин, которые даже издали казались тебе олицетворением разума, гармонии, нежности?
Гектор. Да, я видел таких
Демокос. И что ты делал тогда?
Гектор. Я приближался к ним... и все рассеивалось. А эта что же олицетворяет?
Демокос. Тебе же говорят — красоту.
Гекуба. В таком случае верните ее скорее грекам, если хотите, чтобы она олицетворяла эту красоту долго. Она блондинка.
Демокос. Невозможно говорить с этими женщинами!
Гекуба. Тогда и не говорите о женщинах. Во всяком случае, вы и невежливы и не патриот. Каждый народ воплощает свой символ в своей женщине, будь она курносая или губастая. Только вы одни ищете этот символ в другом.
Гектор. Отец, мои товарищи и я возвратились усталыми. Мы восстановили на нашей земле мир на вечные времена, мы хотим, чтобы наши жены любили нас без тревоги, хотим, чтобы рождались дети.
Демокос. Мудрые принципы, но война никогда не мешала иметь детей.
Гектор. Скажи, пожалуйста, почему мы нашли наш город изменившимся от одного присутствия Елены? Скажи, что она нам принесла, из-за чего стоило бы поссориться с греками?
Геометр. Все знают это. И я могу тебе это сказать.
Гекуба. Вот и Геометр!
Геометр. Да, вот и Геометр! И не думайте, что геометры не могут интересоваться женщинами! Они измеряют не только земную поверхность, но и поверхность вашего тела. Я не стану тебе рассказывать, как они страдают от того, что ваша кожа чересчур толста или на вашей шее складки... Так вот, до сего дня геометры не были довольны видом земель, окружающих Трою. Линия, связывающая долину с холмами, казалась им слишком мягкой, а линия, соединяющая холмы и горы, сделана была точно из проволоки. Но с той поры, как здесь Елена, пейзаж получил и свой смысл и свою определенность. И что особенно важно для настоящих геометров, для пространства и для объема существует отныне только одна общая мера — Елена. Отныне покончено со всеми теми инструментами, которые изобрели люди и которые только измельчают мир. Больше не нужны ни метры, ни граммы, ни мили. Существуют только шаги Елены, локоть Елены, сила взгляда и голоса Елены. Ее поступью мы измеряем силу ветра. Она наш барометр, наш анемометр! Вот что говорят геометры!