Замечательную повесть о любви царя Соломона и девушки с виноградника создал на взятый из Библии сюжет А. И. Куприн.
(«О все видавшем») ТАБЛИЦА VIII
два занялось сияние утра \ Тилътвмеш уста открыл и молвит:
«Энкиду, друг мой, твоя мать антилопа
И онагр, отец твой, тебя породили,
Тебя воспитали хвостатые твари
И скот в степи и на пастбищах дальних!
Стези Энкиду в лесу кедровом
По тебе да плачут день и ночь неумолчно,
Да плачут старейшины огражденного Урука,
Да плачет руку нам вслед простиравший,
Да плачут уступы гор лесистых,
По которым с тобою мы взбирались,
Да рыдает пажить, как мать родная,
Да плачут соком кипарисы и кедры,
Средь которых мы пробирались во гневе,
Да плачут медведи, гиены, барсы и тигры,
Козероги и рыси, львы и туры,
Олени и серны, скот и зверье степное,
Да плачет бурный Евлей, где мы ходили по брегу,
1 Из комментария о воспроизведении текста в переводе: «Пробел между полустишиями, в соответствии с обыкновением вавилонских писцов, означает цезуру.
Текст перевода следует читать так, чтобы на каждое полустишие падало во всяком случае два ударения, ускоряя или замедляя темп чтения, в зависимости от длины строки; отдельные слова могут произноситься бегло, без ударения; в некоторых случаях на одно длинное слово может падать два ударения. В длинных (шестиударных) стихах и в ряде случаев в стихах, содержащих собственные имена, на полустишие падает по три ударения. Стихи, не делящиеся на полустишия, имеют также по три ударения.
Слова, выделенные курсивом, в оригинале не сохранились; они либо восстановлены на основании эпических повторов или по смыслу, либо представляют домыслы переводчика или предшествующих исследователей».
Да плачет светлый Евфрат, где мы черпали воду, Да плачут мужи огражденного Урука
И жены, что видали, как быка мы убили,
Да плачет жрец Эреду, твое славивший имя,
Да плачет мудрец, который пред Эа твое славил
имя.
Да плачет тот, кто кормил тебя хлебом,
Да плачет тот, кто умастил твои ноги,
Да плачет тот, кто вина тебе подал,
Да плачет блудница, тебя умастившая добрым
елеем,
Да плачет в свадебный покой вступивший,
Супругу обретший твоим мудрым советом,
Братья да плачут по тебе, как сестры,
В скорби да рвут власы над тобою!
Как отец и мать в его дальних кочевьях,
Я об Энкиду буду плакать.
Внимайте же вы, мужи, внимайте,
Внимайте, старейшины огражденного Урука!
Я об Энкиду, моем друге, плачу,
Словно плакальщица, горько рыдаю:
Мощный топор мой, сильный оплот мой,
Верный кинжал мой, надежный щит мой,
Праздничный плащ мой, пышный убор мой,—
Демон злой у меня его отнял!
Младший мой брат, гонитель онагров горных, пантер
пустыни!
Энкиду, младший мой брат, гонитель онагров
горных, пантер пустыни! С кем мы все побеждали, поднимались в горы,
Схвативши вместе, быка убили,
Погубили Хумбабу, что жил в лесу кедровом!
Что за сон теперь овладел тобою?
Стал ты темен и меня не слышишь!»
А тот головы поднять не может.
Тронул он сердце — оно не бьется.
Закрыл он другу лицо, как невесте,
Сам, как орел, над ним кружит он,
Точно львица, чьи львята в ловушке,
Мечется грозно взад и вперед он,
Словно кудель, раздирает власы он,
Словно как скверну, срывает одежды.
it
Едва занялось сияние утра,—
Гильгамеш по стране созывает кличем
Ваятелей, медников, кузнецов, камнерезов.
«Друг мой, сделаю кумир твой,
Какого никто не делал другу:
Друга рост и облик в нем будет явлен,
Подножье из камня, власы из лазури,
Лицо из алебастра, из золота — тело»...
ТАБЛИЦА IX
Гильгамеш об Энкиду, своем друге,
Горько плачет и бежит в пустыню:
«И сам я не так ли умру, как Энкиду?
Тоска в утробу мне проникла,