Знали Диоскуры, что не простят им этого Идас и Линкей, и решили спрятаться в дупле большого дерева и ждать, когда начнут преследовать их двоюродные братья. Диоскуры хотели врасплох напасть на них, так как опасались вступать в бой с могучим Идасом, который однажды отважился на борьбу с самим Аполлоном, когда среброрукий бог спорил с ним из-за прекрасной Марпессы *. Но не могли скрыться Диоскуры от зорких глаз Линкея. С высокого Тайгета увидал Линкей братьев в дупле дерева. Напали на Диоскуров Идас и Линкей. Прежде чем они успели выйти из засады, Идас ударил своим копьем в дерево и пронзил грудь Кастора. Бросился на них Полидевк. Не выдержали его натиска Афареиды и обратились в бегство. У могилы их отца настиг их Полидевк. Он убил Линкея и начал смертный бой с Идасом. Но Зевс прекратил этот поединок, он бросил сверкающую молнию и ею испепелил и Идаса, и труп Линкея.
Вернулся Полидевк туда, где лежал смертельно раненный Кастор. Горько плакал он, видя, что смерть разлучает его с братом. Взмолился тогда Полидевк к отцу своему Зевсу и просил дать и ему умереть вместе с братом. Явился громовержец своему сыну и предложил ему или жить вечно юным в сонме богов на Олимпе, или же жить вместе с братом один день в мрачном царстве Аида, другой — на светлом Олимпе. Не захотел Полидевк расстаться с братом и выбрал общую с ним долю. С тех пор братья один день блуждают по мрачным полям царства теней умерших, а другой день живут вместе с богами во дворце эгидодержавного Зевса. Чтут греки братьев Диоскуров, как богов. Они защитники во всех опасностях, они защищают людей во время пути как на чужбине, так и на родине.
(Из «Метаморфоз»)
...Оскорбясь на пороки, которых природа Женской душе в изобилье дала, холостой, одинокий Жил он, и ложе его лишено было долго подруги.
А меж тем белоснежную он с неизменным искусством Резал слоновую кость. И создал он образ — подобной
1 Идас похитил Марпессу на крылатой колеснице, данной ему Посейдоном. Аполлон хотел отнять Марпессу у Идаса и вступил с ним в бой. Зевс прекратил этот бой и повелел Марпессе самой выбрать себе мужа. Марпесса выбрала Идаса: она знала, что бог Аполлон не будет долго любить ее, что забудет ее бессмертный бог, когда она состарится.
Женщины свет не видал — и свое полюбил он созданье! Девушки было лицо у нее; совсем как живая,
Будто бы с места сойти она хочет, да только страшится. Вот до чего было скрыто самим же искусством искусство! Диву дивится творец и пылает к подобию тела.
Часто протягивал он к изваянию руки, пытая,
Тело ли это иль кость? Нет, это не кость! — признается, Деву целует и мнит, что взаимно; к ней речь обращает. Держит — и верит, что в плоть при касании пальцы уходят. Страшно ему, что синяк на тронутом выступит теле.
То он ласкает ее, то для девушек милые вещи Дарит; иль раковин ей принесет, иль камешков мелких, Маленьких птиц иль цветов с лепестками о тысяче красок. Лилий, иль пестрых шаров, иль с дерева павших слезинок Дев Гелиад. Он ее украшает одеждой. В каменья Ей убирает персты, в ожерелья — длинную шею.
Легкие серьги в ушах, на грудь упадают подвески.
Все ей к лицу. Но не меньше она и нагая красива.
На покрывала кладет, что от раковин алы сидонских,
Ложа, подругой ее называет, склоненную шею Нежит на мягком пуху, как будто та чувствовать может! Праздник Венеры настал, по всему прославляемый Кипру. Возле святых алтарей с наведенными златом рогами Падали туши телиц, в белоснежную закланы шею.
Ладан курился. И вот, на алтарь совершив приношенье, Робко ваятель сказал: «Коль все вам доступно, о боги, Дайте, молю, мне жену (не решился ту деву из кости Упомянуть), чтоб была на мою, что из кости, похожа!»
На торжествах золотая сама находилась Венера И поняла, что таится в мольбе; и, являя богини Дружество, трижды огонь запылал и взвился языками.
В дом возвратившись, бежит он к желанному образу девы И, над постелью склоняясь, целует,— тепла она будто... Снова целует ее и руками касается грудей,—
И под рукой умягчается кость; утрачена твердость,
Вот поддается перстам, уступает... Гиметтский на солнце Так размягчается воск, под пальцем большим получает Разные формы и, так примененный, пригоден для дела.
Стал он и, робости полн и веселья, ошибки боится;
Снова, любя, он к желаньям своим прикасается, снова Тело пред ним,— под перстом нажимающим жилы трепещут. Тут лишь пафосский герой полноценные речи находит,