В нынешнее время все проходные на заводах строят со многими дверями, расположенными в ряду, как звуковые щели на гармонных планках. А та, первая, имела только одни двери. Пока мы глядели на этот чудо-дом, выяснилось, что мои дядя, оказывается, выйти-то вышел через этот дом, а войти обратно боится и для пробы первыми он хочет толкнуть нас с дедом. Может быть, я так бы и пошел на "авось", а он возьми да еще скажи:
— Глупа же была твоя матушка, нашла кому отдавать тебя на учение — мастеру Тычке. А он, видишь, какие козни строит людям!
Лучше бы дядюшка не говорил мне этих слов. Меня обуял такой страх и внутри я почувствовал такую пустоту, что не знаю, куда у меня подевалась каша. Будто растаяла, как ком снега. Я даже потерял равновесие, и сердце тревожно забилось о ребра, словно язык колокола на сторожевой башне, а потом оно, бедное, не выдержало, сорвалось с какого-то там крючка, и я почувствовал, как шмякнулось о самое донышко моего тела. Я чуть не потерял сознание, а когда очнулся, увидел, что дядя толкает меня к двери той проходной избушки и приговаривает:
— Иди, Сережа, иди, милый. У тебя семьи нет, дети по твоей головушке плакать не будут, тебе пока что нечего терять.
Боясь ослушаться старшего, я помянул на всякий случай всех близких и знакомых, набрал в себя побольше воздуха и сделал первый шаг. А всякий страх, как известно, на тараканьих ножках ходит. Иду и сам не могу понять, какая у меня нога должна вести, а какая за нею — плести и на какую надо опереться. Итак, все время испытывая страх, я сам не заметил, как прошел проходную и дошел чуть ли не до середины двора. И тут услышал голос дяди Кузьмы:
— Серега, что же это ты, голубчик, сам, значит, прошел, а родню можно и позабыть?
— Что вы, дядюшка, — сказал я, — разве я могу забыть когда-нибудь своих родных? Вы, — говорю, — дядюшка, не бойтесь, идите смелее и все ладно будет.
— Ты нас не учи, и без твоих советов обойдемся. — закричал на меня дядя.
Как они шли через проходную мастера Тычки, это уж вечером я узнал от деда.
Дядя опять не пошел первым, а выставил впереди себя деда. Дед был не из робкого десятка. Заходит он в дверь, смотрит, а там внутри еще две двери. На одной было написано: "Для входа молодым". На второй: "И не совсем... " Дед подумал, подумал и сказал себе: "Я человек не совсем уж молодой, зачем идти к молодым. Пойду-ка к "не совсем... " Заходит и видит еще две двери. На одной написано: "Для грамотных". А на другой: "И не совсем... ". "Я не слишком грамотный, — опять подумал дед, — зачем мне идти к ним, открою-ка дверь, где написано: "Не совсем... " Открывает ту дверь, за ней оказалось еще две двери. На одной написано: "Для желающих принять муки мастерства". На второй: "Для тех, кто не нуждается в знании, но зато хочет получать деньги и звания". Дед хотел открыть дверь, за которой люди должны принимать муки мастерства. Но дядя настоял, чтобы открыть ту, где обещают давать деньги и звания. Когда открыли эту дверь, то они снова оказались на улице.
Деда-то сразу пригласили мастерить терем на крышу соседнего дома, дядя же долго околачивался без дела, пока не пристроился на другой завод. А меня кто первым встретил во дворе — это был мастер Тычка. Он подошел ко мне и сказал:
— Здравствуй, сосед, поздравляю тебя с приходом на завод.
И повел в свой цех. Когда я увидел перед собой верстаки и людей, стоящих перед ними, пал на колени, как всегда падает перед иконами моя бабушка, и вымолвил:
- Неужели все это я вижу не во сне? А ежели наяву, — обратился я к Тычке, — помогите мне стать мастером с таким же веселым нравом, как вы.
- Этого я сделать не могу, — сказал мне Тычка, — веселый нрав даже на базаре не продают. А вот передавать теплоту своих рук даже самым холодным вещам научу.
И чему он сразу меня стал учить — это тому же, чему учил меня дед.
И теперь, когда меня самого стали называть мастером, иной раз смотрю на людей сквозь кружева своих изделий и думаю: "Может быть, не ахти как красивы и совершенны мои украшения на домах здесь, на грешной земле. Наверно, далеко им до прославленных украшений хоромов небесного рая. Люди, конечно, достойны лучшего. Но как бы церковники ни хвалили в своих книгах те хоромы, никто не торопится туда. Может, здесь чувствуют теплоту моих рук?"
***
Все невежды стараются людей ошарашить тем, чем другие совсем не имеют представления.