— Скажи мне, любезный, а сможешь ли зажарить бифштекс?
Тот и рот разинул, а за ним все остальные, потому как они не только не знали, как зажарить, а даже слова-то такого никогда не слыхали. И вхолостую из себя выпустили воздух. Отцы города тоже не ожидали такого вопроса. Они готовы были от обиды сжевать свои бороды. Но что делать? И Скребастый после этого пошел, как черт по бочкам, гулять по Туле. Но и он ничего плохого найти не мог. Когда пришел в искусный цех, он и там обнаружил очень даже пристойных и боголюбивых людей. Не в пример другим цехам здесь в уголке у дверей на полочке стояла икона, чтобы каждый вошедший имел возможность сначала помолиться, а потом уж приступить к своему делу. Перед иконой висела лампада, чтобы в ней все время поддерживался огонь, чуть ниже иконы, тоже на подставке, стояла медная кружка, сделанная из пушечной гильзы, в нее бросали деньги для лампадного масла. Тронутый вниманием к всевышнему, Скребастый тоже бросил целковый в медную полугильзу. А в этой кружке-полугильзе как раз и собирали деньги бунтующим людям.
"Может быть. это. с одной стороны, хорошо, — рассуждал Скребастый. — но..." Его то самое "хорошо" не очень радовало. Из всех "обязательных" чиновников он был самый обязательный. Если его послали искать крамолу, то он во что бы то ни стало должен ее найти. Без этого Скребастый даже не мыслил возвращаться в столицу. Ездил он по заводам и высматривал, как себя ведут люди. И ездил он не по будничным улицам, заставлял их украшать празднично. А вечером приказывал в честь своего присутствия в ружейном городе палить из ружей. Туляки, забросив все свои дела, только и знали, что украшали улицы и палили из ружей. И поперечь слова не могли сказать. Как-никак, а он был доверенным лицом самого царя. А то вдруг притворялся больным и заставлял возле своей кровати волноваться людей. То у него вкус терялся, из полсотни блюд не мог выбрать одно, то от какой-то болезни у него вышибало память и забывал, какое вчера вино пил и по какому заводу ходил. Каких только ему именитых докторов ни вызывали, он их принимать не хотел. А крамола все еще была не найдена. Сейчас Скребастый был бы рад найти хоть какого-нибудь мошенника, чтобы оправдать свое звание и должность, а там уж железными батогами его можно в чем угодно заставить признаться, даже в том, что для бунтовщиков держит тайную кассу.
В то время, когда Скребастый начал мудрить со своими болезнями, из-за чего он, якобы, не может покинуть Тулу, Кузька Подливаев возьми да опять шепни Фильке Дерганову, что есть тут такой человек, который от всех болезней может лечить одним лекарством.
— Кто?
— Тычка.
Филька обрадованной рысцой донес эту весть до прихожей Скребастого, с прихожей донесли самому Скребастому, а тот так обрадовался, что даже вскочил с постели и воскликнул:
— Вот теперь я выведу на чистую воду хваленых туляков!
Он знал, что одним лекарством от всех болезнен можно лечить только дураков. Приказал немедленно найти этого мошенника-лекаря и вместе с ним привести всех правителей города. Когда об этом узнали отцы города, сначала испугались, а потом даже очень обрадовались, рассудив, что если Тычка не сожрет Скребастого, то Скребастый сожрет Тычку. От кого-нибудь они избавятся.
Как только Тычка предстал перед Скребастым, тот сразу его спросил:
— Действительно ли ты можешь от всех болезней лечить одним лекарством?
Тычка тут же догадался, от кого дошел до Скребастого такой слух.
Неожиданно для всех присутствующих сказал:
— Могу.
— И что тебе для этого надобно?
— Семь доверенных лиц от того человека, которого буду лечить, но только знающих и честных.
— Так, хорошо, а еще что?
— Тарелку с голубой каемкой, книгу с чистыми листами и помощника-писаря.
— И все?
— Все.
— Хорошо, — сказал Скребастый.
Для Тычки вызвали заводского писаря Никишку с конторской книжкой, принесли ему тарелку с голубой каемкой, а для себя Скребастый пригласил семь академиков из семи академий, "Пусть теперь попробует соврать, мошенник", — подумал он.
Неизвестно, откуда был этот Скребастый родом, но он знал царскую моду: "Прежде чем прикоснуться к тарелке, холуй должен оттуда откушать мерку. Если он со своих копыт не свалится, значит это кушанье можно есть смело". Жизнью своего испытанного питерского холуя он не решился рисковать, потребовал тульского. И Фильке Дерганову поручили такого найти.
Вернее Кузьки Подливаева Филька других холуев не знал и Скребастому привел его. Когда Кузька узнал, что он должен от мастера Тычки принимать лекарства, у него даже внутри похолодело. Но Филька Дерганов его успокоил: