— Где так ловко и красиво научились мастерить ваши дети?
— Да кто их учил? И откуда у нас такие средства, чтобы учить их? Так, кое-чему только научились наглядом, - с наивным видом отвечали наши родители. Хотя за нашими руками следили самые знаменитейшие мастера нашего города. Да и взрослые, как и дети, жили под влиянием всяких невероятных рассказов и историй, считая, что каждый порядочный мастер должен быть сказочником и в любом возрасте не должен терять ощущения детства, чтобы сохранить непосредственность в своих творениях.
Тульские мастеровые чем отличались от других, они слов но жили не для себя, а для памяти людей. Они жили с постоянной надеждой сделать то, что еще никто не делал и никогда не сумеет сделать. Поэтому работали много, зная, что без большого труда себя выразить нельзя.
Днем они делали казенные вещи, к которым относились очень строго. Если из штыковой улицы штык передавался на Ствольную, то он точно должен приставляться к стволу. Но не дай бог, если одна ружейная деталь не совпадала с другой, то позор падал не только на того человека, который сделал брак, но и на всю улицу. Поэтому, пока не сдавались приемщикам готовые дневные работы, мастеровые не приступали к вечерним. Вечером они работали для души. Делали то, кому что хотелось. По ним и судили о способностях каждого человека. Сидя за вечерней работой, каждый мастеровой знал, что он сейчас не просто работает, а пишет свою поэтическую биографию, и к ней он относился очень осторожно, тем более только что начатой. А надо сказать, что тульские мастеровые за новые работы никогда не садились просто так. Прежде чем садиться, они сначала мирились с теми, с которыми ругались, рассчитывались с долгами, кому были должны. И обязательно ходили в баню смывать прежние грехи. Последнее, что они делали, - выходили на природу, как бы набираться новых сил для новой работы.
Говорят, в Кузнецкой слободе в каждые четыре года проводилась выставка работ тульских мастеров. Она была необыкновенна тем, что ее участниками и зрителями были только одни мастеровые, больше туда никого не пускали.и там мастеровые сами устанавливали до следующего состязания в Кузнецкой слободе лучшего мастера Тулы. Их решение являлось для всех законом, и никто его не мог оспорить. К этой выставке некоторые готовились не только по четыре года, но и по восемь и по двенадцать лет. Вот какой значительной ее считали наши мастеровые люди.
У мастера Тычки в одно время учились три парня, они обладали такой невероятной способностью, что могли передавать любому металлу и свое волнение, и боль, и радость. Мастеру Тычке так нравились их изделия, говорят, он просто не мог наглядеться на них. и удивительно для всех было то, что эти парни поодиночке не могли работать, а только, как говаривали они сами, - кучно. Их изделия даже в обыденное, внеконкурсное время для многих знатных мастеров составляли большую конкуренцию, и многие побаивались их участия на состязании в Кузнецкой слободе. Но запретить им тоже никто не мог. И вот перед началом одной из очередных выставок они принесли заявку для показа, не на изделия, как принято здесь называть работы мастеровых людей, а монумент, да еще под символом «Вечный огонь», о котором тогда не имели представления. Но среди одной ночи, когда эти парни уже заканчивали свою работу над незнаемым еще людьми монументом, тот дом, в котором они работали, вдруг вспыхнул, словно факел. Оттуда даже никто не мог и выскочить. Когда прибежал мастер Тычка, живший от этого места недалече, то дом уже пылал вовсю. Несмотря на это, он бросился туда, откуда через несколько минут вынес обгорелую вазу. И вдруг кто-то из толпы, стоящей у огня, разочарованно воскликнул:
— И это всего-то, что у них там было?
— Нет, - сказал мастер Тычка, — это не все.
И в день открытия выставки он принес ту же обгорелую вазу, но в этой вазе пылал несказанного цвета огонь, собранный из каких-то прозрачных пылинок. При колыхании человека от своего дыхания, казалось, этот огонь мерцал. А из середины пламени проглядывались фигуры тех трех парней, работающих за одним верстаком над этим монументом.