Мне показались его слова слишком дерзкими, и я ответил:
— Не знаю, кто должен сидеть на этом месте, но мне тут работать хорошо и уютно.
— Уютно? — сказал он. — А ты не боишься, что с тобой может случиться такая же история, как с одной наивной уточкой?
— С какой уточкой? — спросил я.
— А вот такой, — сказал он, — которой надоело слушать наставления своей матушки, чтобы она крепила крылья для больших полетов в большое небо. Однажды уточка не выдержала беспрестанных наставлений матери и решила утопиться в озере. Но как только она оказалась на глади воды, воскликнула:
"Мама, посмотри-ка, а я уже на небе и подо мной плывут облака".
Сколько мать ей ни доказывала, что это не настоящее небо, уточка поверить не могла. На этом небе ей было тепло, сыро и уютно. И даже когда ее сверстницы осенью поднялись ввысь, она осталась сидеть в полынье, пока ее не заставила взлететь голодная лиса. Но куда она могла полететь без стаи!
Меня удивил этот человек своим каким-то немягким разговором с начальством. Я вышел из кабинета и спросил старую секретаршу:
— Кто это был?
— Да это же мастер Тычка, — сказала мне секретарша.
Я обрадовался, что такой мастер работает под моей рукой. А поделиться своей радостью мне было не с кем: начальству неудобно иметь друзей. Но как-то зашел ко мне однокашник по учебе и я ему сказал:
— А знаешь ли ты, что под моей рукой работает сам мастер Тычка?
— Знаю, — сказал он.
Я очень обрадовался.
— Ну, как поживаешь? — спросил я для приличия своего однокашника.
— Хорошо, — сказал он.
— И что ты поделываешь?
— Да вот только закончил высшее техническое училище.
— И где ты сейчас?
— На прежнем рабочем месте.
Я посмеялся над ним в душе и похвалил себя, что не потратил зря времени и сейчас нахожусь выше его. Однако сочувствующе спросил бывшего приятеля:
— А никуда не хотят тебя выдвинуть?
— Да вот по совету мастера Тычки выдвинули.
— Куда?
— Вместо тебя.
— А куда же я?
— На мое место.
— Но я уже позабыл свое ремесло.
— Да вот, — сказал мой приятель, — мастеру Тычке и хотелось, чтобы ты увидел настоящее небо.
***
Мастер Тычка терпеть не мог всяких неучей, шарлатанов, невежд, которые, не имея ни щепотки пороха, называли себя пушкарями. Подобных горе мастеровых он старался пресекать, как худую траву, в самом зародыше. Такого же правила придерживались и его ученики, среди которых были великолепнейшие инженеры, имевшие большую известность по всей нашей великой Руси.
Ради сохранения святости высочайшего Тульского мастерства, обретенного многими поколениями работных людей, они даже установили свой особый закон, в котором говорилось: «Какое бы учебное заведение человек ни закончил, а без проверки его знаний ни один завод к себе на работу не должен брать». А так как этот закон являлся неписаным, он был очень зыбким и уязвимым. Его мог нарушить всякий, кому только хотелось. Особенно этот закон старались нарушать главы сытых семей, когда им требовалось устраивать своих детей, испорченных баловством, на легкие и выгодные работные места. Однако те люди, которые придерживались заветов великого тульского учителя, всеми средствами старались противостоять нарушителям их закона, из-за чего им нередко приходилось сталкиваться с самыми неожиданными и удивительными историями. Но однажды они столкнулись с такой уж невероятной, которую можно увидеть ежели толь ко во сне, да и то, пожалуй, нездоровом.
В те годы, когда на плечах русских солдат появились знаменитые мосинские ружья с винтовыми нарезами в стволах, на нашем заводе, в довольно превысоком чине, жил себе не тужил и свою службу служил один загадочный чиновник, которого за глаза прозывали заводским дьяволом. На миру он старался держаться свято, но был лохматым. Говорят, в чин влез лисой, а в чине стал волком. Сначала к этой шкуре себя пришил для того, чтобы отпугивать тех, которые его старались с высокого места сграбить, а потом в ней остался, чтобы пугать тех, которых можно легко грабить.
Поэтому некоторые люди старались мимо дверей его кабинета проходить с такой осторожностью, что даже боялись ногами прикасаться пола. А ежели кому предстояло идти к нему на прием, да еще по вопросу наказания или помилования, тот заранее прощался со своей семьей и близкими, не надеясь больше вернуться обратно. Этот оборотень мог человека принять как гостя, мог от него оставить только кости. Однако все, кого ни приводила к нему нужда, даже для наказания, из его кабинета всегда выходили целыми и невредимыми. Но если верить той молве, которая ходила по заводу, они выходили оттуда с опустошенными душами или карманами и совершенно немыми, от которых нельзя было выбить хоть одно слово и узнать, что сотворили с ними. Все это делал наш заводской дьявол без всякой боязни. Он знал, что его высокому начальству нужны такие работные люди, которые безмолвно, подобно заводским стенам, могли исполнять свое дело, и из своего логова потихоньку поставлял таких людей. Сему чиновнику, уже привыкшему запугивать всех, со временем стало казаться, что если бы ему пришлось столкнуться с таким бунтарем, как Емелька Пугачев, то он и его сделал бы человеком с говяжьим языком. Но однажды его жизнь заставила столкнуться с такими людьми, на которых он раньше, как на заводскую пыль, даже не обращал внимания.