Выбрать главу

Ничего не оставалось делать мастеру, как уступить свое творение Ильке-шнырьку. А тот, беря в руку драгоценность, обычно говорил:

— Может быть, другой тебе за эту вещь отдал бы целую кучу денег. Да разве дело в деньгах? Но, однако, чтобы ты не подумал, что я у тебя беру бесплатно, возьми вот это на память.

И он оставлял на верстаке перед мастером, как символ денежной платы, полушку и уходил домой.

Мастеровые никак не могли дождаться, когда же этот шельмец столкнется с мастером Тычкой. Но, как говорят, чем дальше мышка роет, тем ближе становится к кошке. Когда Илька-шнырек что называется обобрал начисто всех мастеровых, он наконец явился к Тычке и сказал:

— Великий мастер, все наши тульские мастеровые внесли свой вклад во имя будущих поколений. Дело только осталось за вами.

— Что бы вы хотели от меня иметь? — спросил мастер Тычка.

— Не плохо было бы, если б вы сделали самовар.

— Хорошо, — сказал Тычка, — заходите через неделю.

— Так быстро? - удивился Илька-шнырек.

И действительно, приходит он через неделю, и мастер Тычка ему подает невиданной красоты коробку, в которых хранят самовары. Даже не открывая коробки, стоило сказать, что тут находится самовар, сделанный мастером Тычкой, любой бы, не задумываясь, не пожалел никаких денег.

Илька, забыв, с кем имеет дело, похлопал по плечу Тычку и возвышенным тоном сказал:

— Всем мастеровым я обычно давал по полушке, а тебе, так и быть, оставлю две.

— Спасибо, — сказал мастер Тычка.

Илька-шнырек, покинув Тычку, никак не мог дождаться, пока дойдет домой и откроет коробку. Когда открыл ее, там оказалась еще одна коробка, а в той еще… И наконец Илька добрался до коробочки величиной всего в один кулак. Там лежали две самоварные ушки-держалки. Илька тут же по бежал к мастеру Тычке.

— Великий мастер, — сказал он, — я заказывал вам самовар, вы мне сделали только от самовара ушки.

— Так должно и быть, — сказал мастер Тычка, - вы мне дали две полушки, а я вам за это сделал от самовара только ушки.

После этого к кому бы не приходил Илька-шнырек за какими-нибудь изделиями, все ему говорили:

— Приходи после того, когда мастер Тычка между твоих ушек водрузить самовар.

И опять Ильке приходилось придумывать что-нибудь такое, чтобы рядом с другими хоть немного побыть на виду.

Поэтому о нем всегда ходила пустая слава. А пустая слава, что пыль у дороги. Или ветер ее унесет, или дождик смоет. 

***

Я всегда с сожалением смотрел на тех людей, которые еще не успели как следует освоить свою профессию, а делают вид, будто они уже прошли все огни и воды, на три аршина землю видят, слышат, как трава растет, знают, как черт под землей чеснок ест. И, не думая о своей неопытности и даже безграмотности, уже начинают пытаться, как порося, обратить в рыбу карася. А потом, осознав свой грех, который теперь уж нельзя уложить в орех, они, как воробьи на дождь, поднимали шум, защищая свою беспомощность. Но, однако, никогда избы криком не строятся, шумом дела не спорятся. И эти люди всегда докатывались до худой славы. А худую славу носить, что синяк под глазом: и больно и стыдно.

Давно ли, недавно, а говорят, в нашем городе жил один человек. Сначала его на работе звали Яшкой, а потом начали прозывать Канашкой, хотя он мошенником и не думал быть. А эта кличка ему прилепилась вот по какой причине. Однажды Яшке, сидевшему за ученическим столом, подумалось: «Стоит ли так много тратить времени для учебы, чтобы стать обыкновенным кузнецом, которому достаточно сплющить кусок железа — выйдет лопата, вытянуть его — прут». Ему стало казаться: то это лишнее знать, то другое... А ведь даже лишняя ресница украшает глаз, и он, не научившись как следует руками разговаривать с железом, да еще имея в голове запаса пороха всего лишь на один выстрел, бросил учебу и перешел в один из заводских цехов, где когда-то работал его отец. Пришел-то он вроде туда с длинными мыслями, а когда столкнулся не с учебной, а правдашной заводской работой, то возможности у него оказались короткими.

При исполнении любого дела, как он ни старался подбирать для себя остер топор, да руки у него оказывались туповатыми. Ничего не оставалось делать Яшке, как только надеяться на какую-нибудь неожиданную удачу, похожую на удачу одной дворовой собаки, которой после сна стоило только зевнуть, как ей тут же, на счастье, залетала в рот муха. Но такие случаи бывают больше в сказках. Однако как ни красивы и соблазнительны сказочные думы, но жить одними ими ненадежное дело, ибо яблоки падают не с неба, а с яблонь, растущих от земли. И в том цехе, куда Яшка мечтал попасть чуть ли не с детства, постепенно себя стал чувствовать сторонним человеком, живущим будто в прихожей.