Яшка стоял перед людьми ни живой ни мертвый и просил их подподушечным голосом:
— Не карайте меня сурово во гневу!
А те, не слушая его, кричали:
– Ишь, на кого руку поднял… Тоже мне нашелся, новый бог мастеров… Такого бога у нас телята лижут!
– Мы тебе язык ниже пяток пришьем!..
– Мы из тебя, как из козявки, сок выжмем!
Возбужденные гневом, все старались сказать такое, от чего и самим становилось страшно. А потом кто-то подошел к мастеру Тычке, подождал, пока в цехе не смолкнет гомон, сказал:
— Великий мастер, как раньше при подобных случаях говаривали наши деды, ты сейчас господин гневу своему. Да будь же господином и нашего. А ежели так, то тебе и вершить приговор над этим жалким человеком.
Мастер Тычка, о чем-то раздумывая, долго смотрел на Канашку, а потом, как бы очнувшись после дремы, сказал:
— Хорошо, если вы так хотите, да будет по-вашему. Но только прошу потом не осуждать меня за суровость.
Говорят, прежде чем Яшке-Канашке выносить приговор, мастер Тычка потратил немало времени, чтобы счистить с него ржавчину, а потом его так завертел на разных работах, отесывая на свой строгий и высокий лад, что от того стали брызгами лететь искры, как от точила. Глядя на него, даже те люди, которые грозились из него, как из козявки, выжать сок, и то стали говорить Тычке:
— Ты гневайся, да не согрешай. Мужика довел до такой степени, что через его бледную кожу стали кости видны.
Но мастер Тычка будто никого не слышал, если верить Кузьке Подливаеву, он заставлял Яшку делать даже то, чего он сам не умел. И кончилось это дело тем, что однажды Яшка, потеряв сознание, рухнул на землю. «Ну вот доконал все-таки человека», — сразу со всех сторон послышались голоса. Когда к страдальцу и подбежал фельдшер и взялся за его пульс, мастер Тычка сказал:
— Не беспокойте его, доктор, с ним ничего не случилось.
— Тогда, может быть, вы мне подскажете, отчего с ним такое произошло? — с усмешкой спросил его фельдшер.
— Да, — сказал мастер Тычка, — скажу. Этот человек долгое время в своем деле был только писарем, хотя в последнее время ему стало думаться, что он художник. Сейчас же он под своим молотком увидел свою первую картину. Как ни мучительно ему было, но все-таки он нашел себя в своей профессии и теперь будет жить, как в добром сне.
Деды сказывают, что потом так и было.
***
Жил или не жил на свете мастер Тычка, но если о нем говорят люди, значит, он есть. Тем более в Туле, что ни сутки — о Тычке появляются новые прибаутки. Да такие светлые, премудрые и веселые, которые сами, без толчков в затылок, лезут в голову.
Это ли не чудо-росинка — утренняя слезинка!
Как-то юноша подходит к Тычке и говорит:
— Мастер, я прошел обучение у всех знаменитых мастеров Тулы и даже учился у вас, но говорят, что рисунки на моих гравюрах выглядят мертвыми.
— Значит, ты еще не обучался у самого главного мастера.
— А как его звать?
— Жизнь.
***
Мне не пришлось набираться мудрости у великого мастера. Я учился у своего отца. Бывало, он скажет:
— Гаврюха, ты делаешь не так жа.
— А как жа?
— А все так жа.
И вот, когда я слушал такие советы отца, у меня всегда хорошо получалось.
***
Я тоже не учился у мастера Тычки и никогда не видел его. Я полагаю, такого мастера не было и нет. Тычка — не что иное, как плод фантазии тульских мастеров — личность, хитро и умело нарисованная воображением людей многих поколений, начиная со времен Петра I. Но с детских лет мы так сроднились с легендами о веселом и остроумном мастере Тычке, с торжеством переходящего иэ века в век, что он нам стал казаться живым. Многие даже в зрелом возрасте не перестают утверждать, что они учились у самого настоящего Тычки, хотя и учились у разных людей и их мастеров звали Макарами, Захарами и прочими именами. Дело в том. что в Туле всех знатных умельцев-виртуозов за глаза называли Тычками. Вот почему у легендарного мастера всегда было много учеников, которые, говорят, в отличие от других на обеих руках носили кольца с изображением молотка и наковальни в знак того, что они могут одной рукой блоху на цепь приковать, а другой — ее даже подковами подковать. Особенно кольцами гордились молодые, коим нечасто выпадала такая честь. Теперь уж никто не носит колец. В наше время трудно удивить людей подкованной блохой или ковром-самолетом. Ныне делают веши куда мудренее. Но дух мастера Тычки продолжает витать и сейчас.