– А где все?
– Внутри, скорее всего. – Голос Терри звучит неуверенно – в первый раз за все время. – Или, может быть, сегодня тут вроде выходного дня.
После суматохи и шума спустившаяся на них тишина кажется такой зловещей, что Сара непроизвольно дрожит.
– С нами тут ничего не случится? – не скрывая тревоги, спрашивает она, но Терри этого не замечает.
– Сара, это же национальный памятник! Ты что, думаешь, его не охраняют?
– А откуда я знаю! Я даже не знаю, почему мы здесь!
У него есть желание.
«Что?» – Она оборачивается к Терри:
– Ты что-то сказал?
– Я сказал, вот он. – Судя по интонации, он говорит не только о городе. Вверху широкого ската их ждут, словно раскрытая пасть, высокие, массивные ворота. Он проводит ее под их сводами, и они выходят на залитый злым солнцем двор. – Волшебный город.
У них всегда есть желание.
Чувствуя нервную дрожь, она оглядывает раскинувшийся впереди древний город. Он великолепен. Поразителен. Пуст. Над арками, луковичными куполами и минаретами, крепостными стенами и башенками – дикое синее небо, абсолютно пустое, если не считать припаянного к нему белого, струящего жар солнца. Сколько сейчас времени – полдень?
– О-о-о. – Глаза не смотрят из-за яркого света. Не помогают ни шляпа, ни солнечные очки. Сара, словно кипяток, глотает обжигающий воздух. – О!
– Здесь… – С помощью своего голоса Терри пытается поднять ее и перенести туда, где она не хотела бы оказаться. – Здесь…
Она инстинктивно подносит к губам бутылку с водой.
– Здесь жарко.
– Я не знаю, на что это похоже, – радостно говорит он. – Здесь так красиво!
Она делает несколько глотков и после этого чувствует себя немного лучше.
– Да.
– Это выраженная в камне мечта императора о… я не знаю… – Затем Терри неосторожно переступает черту. – Сара, давай когда-нибудь привезем сюда детей.
Ошеломленная светом, идущая, словно во сне, она мгновенно приходит в себя.
– Ты обещал, – говорит она, и он замолкает.
Сара Кендалл выросла без матери, и потеря ее собственных нерожденных детей убедила ее в том, что она не должна умереть так же, как ее мать. Она не умрет, как ее мать, только не так. Но дело не только в этом. Она больше не хочет испытывать такое горе, такое страдание. Больше никогда в жизни.
После этого она выживала, сжимая зубы и не подпуская к себе никого. Один человек рядом с ней – это ее предел, и Терри это знает.
– Теперь, – резко говорит она, поскольку он так ничего и не объяснил, – об этой легенде.
– Император Акбар взял на себя обет, – охотно говорит Терри, и она понимает, что он не расскажет ей всей правды. – Сикри означает «благодарность». Император получил, что хотел, и поэтому построил этот город. – Затем Терри коротко пересказывает историю империи Великих Моголов, но по-прежнему не говорит, за что Акбар приносил благодарность. Словно коммивояжер, не желающий раскрывать сразу всю информацию о товаре, он углубляется в путеводитель. – Здесь говорится, что строительство крепости и дворцов заняло несколько лет. Все, кроме песчаника, который они добывали прямо здесь, приходилось привозить из других областей Индии. Абсолютно все: мрамор и малахит, металл, ковры и мебель, инструменты и топливо – все необходимое. Носильщики доставляли сюда одежду, драгоценности и оружие для сотен людей. Сюда привозилось все, что требуется для правления империей. Когда все было сделано, сюда приехал двор Акбара – многие сотни и сотни: воины и царедворцы, жены и наложницы, слуги и рабы. Тысячи голов скота.
От жары у нее кружится голова, но Терри бубнит и бубнит, словно гипнотизер. Она раздраженно восклицает:
– Терри! Ты что, весь путеводитель собираешься мне прочитать?
Слушай.
– Слоны императора, – заканчивает он. – Рави высадил нас на скате для слонов. Эти скаты были построены специально для того, чтобы по ним проходили слоны, – добавляет он профессорским тоном, и ей хочется его ударить. – Тебе, может, это неинтересно, но он был величайшим императором из династии Моголов после Бабура. Ты только посмотри вокруг! Акбар продумал все до мелочей.
– С тех пор много воды утекло, – говорит Сара. Рассказывая об этом путешествии прохладным вечером в Провиденсе, Терри не сказал ей, насколько здесь будет жарко, насколько она будет слабой и обезвоженной. Она просто не может спокойно любоваться всем этим великолепием. Она неловко переминается с ноги на ногу. По двору летает красная пыль, она прилипает к волоскам на ее обнаженных руках, забивается в ноздри. – Если он продумал все до мелочей, почему здесь так тихо?