Наконец, канадец стянул свой покалеченный, но, надо сказать, отличный и правдоподобный костюм, и сказал: “Когда я хотьел шутить, то тоже бояться – как бы из вас кто не умер от разрыва сердца. Но теперь я отшень рад, что у меня, кажется, все же нет разрыва печени или селезенки от ваших шутливых дубинок. Неужели вы совсем не испугались?”
– Еще как испугались – заверили его мы, а то с чего бы мы вчетвером на одного с кольями-то кинулись. С оружием – то оно спокойнее, оно, оружие, какое ни есть, спокойствие дает – если, конечно, пользоваться им умеешь. Это инстинкт! А так бы, если бы не испугались, так подождали бы, пока ты подойдешь, а Михей тебе промеж глаз засветит. Мы бы тебя потом откачали, да и посмотрели бы кто ты, да и из чего ты, кстати!
– Это еще что, – встрял присутствующий на вечеринке дед Михея, ветеран Семеныч, вечный старик, так как никто из нас не мог припомнить его хотя бы пожилым.
– Как-то раз, летом, Колька с Васькой, поддали выдержанной трехлетней чачи и решили сократить себе путь, двинув через посадки. И к-а-а-ак вперлись прямо на ульи походной пасеки, жители которых аккурат возвращались по своим домикам. От мужиков разит таким букетом пота и самогона, что лошади бы падали оземь. А пчелки этого ужас как не любят! Ну и радостно накинулись на этих орлов! Только перья от них полетели! Они рванули, куда глаза глядят! Глядели их глаза в сторону старого ставка, с зеленой водой и утиным пометом. Они туда и влетели, спасаясь от погони! А когда пчелы наконец отстали, они вылезли и вперлись в расположение полевого стана. Решили помощи поискать – ведь боль и зуд от укусов такие, что я те дам! А когда медсестричка в темноте увидела их распухшие рожи, она так заблажила от ужаса, что женское население передислоцировалось в разные стороны, разбежалось, иначе говоря. Казаки же прибежали с разным дрекольем, но подступали к ним также без особой энтузиазьмы. Вот у них тогда были рожи так рожи! Метр в поперечнике, не меньше, ей-бо, не вру! Ночью увидишь – до утра не заснешь, е ежели во сне привидится такое – можешь и не проснуться! Из-за распухших губ они и говорили-то не очень внятно, то и признали-то их не сразу. А только – по одежке, а могли бы и покалечить и вообще – жизни решить Кольку-то с Васькой, вот. А вы со своей резиной – так это все фигня на постном масле!
Решили пить мировую. Благо, оставалось еще полно и выпивки (Михей припрятал полбоекомплекта в пустовавшем арыке для полива. Надо сказать, что выпить все запасы хмельного в казачьем доме практически невозможно, и особенно – осенью), и закуски. После такого стресса подорванная наша психика просто требовала алкогольной компенсации для растворения адреналина. Подраться-то толком не удалось, и адреналин бурлил в жилах, требуя выхода. Сашка сокрушенно цокал языком, рассматривая здоровенный, иссини – черный в густых сумерках, синяк на лице Эндрю. Он упорно разрастался.
– Что, художник, блин, любуешься своим твореньем? – поинтересовался я невинным тоном.
– Да, ладно, не переживай! – успокаивал Артем, – фингалы украшают мужчину. Правда, в более раннем возрасте. Но зато, ты теперь никогда не забудешь этот дурацкий праздник. Мы – тоже!