— Видишь что-нибудь? — поинтересовался у меня в наушниках голос Эрика.
— Разумеется, нет. Тут слишком жарко — из-за корабля. Помнишь, как они бросились врассыпную от зонда?
— Да. Хочешь, чтобы я тебя за руку держал или уговорами занимался? Ступай!
Я вздохнул и сделал несколько шагов, тяжелый коллектор подпрыгивал у меня за плечами.
Во время приземления вокруг корабля образовался неглубокий кратер из почти мгновенно превратившегося в лед газа, и теперь я карабкался по его скользкому склону. Шипы на ботинках не давали мне упасть.
Наконец подъем закончился, и теперь вокруг вздымались утесы — огромные массы замерзшего газа с гладкими округлыми краями. Они отливали мягкой белизной там, где свет от моего нашлемного прожектора касался их. Все остальное было пугающе-черным, как вечность. Яркие звезды сияли над плавными очертаниями утесов, но этот свет был недосягаем для черной поверхности. Я несколько раз оглядывался, не желая расставаться с привычным силуэтом корабля, но он становился все меньше и темнее, пока не исчез из виду.
Предполагалось, что здесь есть жизнь, но и только. Два года назад зонд «Посланника-6» приземлился где-то поблизости отсюда, и на Землю были переданы кадры с изображением поверхности планеты. Какие-то черные загогулины извивались на снегу, на границе света и тени. Должен сказать, столь четкое изображение получается крайне редко. Естественно, некоторые мудрецы предположили, что это были всего лишь… дефекты съемки!
Мне лучше знать. Это была жизнь. Что-то огромное, ненавидящее свет.
— Эрик, ты здесь?
— А куда ж я денусь? — насмешливо ответил он.
— Послушай, — сказал я, — если я буду следить за каждым словом, которое произношу, то скоро замолчу навсегда.
Все равно я был бестактен. Эрик попал в аварию, очень серьезную. И теперь он никуда не сможет уйти, потому что он — это корабль, или корабль — это Эрик — выберите сами, что вам больше нравится.
— Ладно, проехали, — миролюбиво произнес мой приятель. — Кстати, у тебя большая утечка тепла из скафандра?
— Очень маленькая. — И действительно, замерзший воздух даже не таял под моими подошвами.
— Наверное, для них и этого более чем достаточно… или они, должно быть, боятся света твоего прожектора.
Эрик знал, что я ничего не вижу. Ему было проще, потому что он смотрел через объектив на моем шлеме.
— Ладно. Поднимусь выше, вот на эту гору, и отключу ненадолго свет.
Я повернул голову, чтобы Эрик смог увидеть упомянутый мною холм, и затем запрыгнул на него. Совсем несложное физическое упражнение — можно прыгнуть практически так же высоко, как на Луне, не боясь, что какой-нибудь острый камень повредит скафандр: вокруг был лишь слежавшийся снег.
Достигнув вершины холма, я выключил свет — и мир исчез. Мое воображение снова разыгралось, населяя окружавшую меня темноту чудовищами, которые протягивали ко мне жадные щупальца… Почему-то темнота и этот холод рождают самые отвратительные и страшные образы. Неужели нельзя представить себе более дружелюбных существ?
Я надавил кнопку на своем шлеме, и во рту оказался черенок трубки. Потрясающие теперь делают скафандры! Обновитель воздуха сдувал с моего подбородка выдохнутый воздух и дым. Я курил и ждал, дрожа от осознания холода, пока наконец не понял, что потею. Скафандр был, пожалуй, даже слишком хорошо изолирован.
Над горизонтом взошла наша секция с ионной тягой — блестящая звезда, которая катилась по небу слишком быстро и исчезла, войдя в тень планеты. Шло время; запас табака в трубке выгорел.
— Попробуй свет, — сказал Эрик.
Я включил прожектор — и вокруг мгновенно возникла волшебная зимняя страна. Медленно поворачиваясь кругом, я пристально вглядывался в сказочно-белый, оживший под лучом света пейзаж… и увидел!
Даже на таком близком расстоянии это походило на тень. А еще — на плоскую, чудовищно большую амебу… или на лужицу нефти. Оно текло вверх по склону, пытаясь сбежать от резкого света прожектора.
— Коллектор! — скомандовал Эрик.
Я поднял коллектор над головой и нацелил его, как телескоп, на убегающую загадку, чтобы Эрик мог найти ее объективом. Коллектор прыгнул вверх и в сторону, плюнув огнем в оба конца. Теперь его контролировал Эрик.
Через секунду-другую я спросил:
— Мне возвращаться?